Я убил Мэрилин Монро - Дмитрий Романовский Страница 6

В этот вечер я пришел к Розе с жестяной коробкой датского печенья, которое она любила, но сама не покупала, поскольку считала себя на диете. Роза встретила меня в голубом широком халате, который называла пеньюаром. Джайентс только что забили гол, и я сразу подсел к телевизору. Вечер был душный, игроки выдохлись, игра шла в замедленном темпе. Джайентс выиграли с перевесом всего в одно очко. Во время традиционного чая Роза жаловалась на непостоянство своей дочери, которая жила в Бостоне, бросила колледж, рано вышла замуж и теперь работает с мужем в местном зоопарке, лечит хищников. Сама Роза развелась со вторым мужем пять лет назад и работает в больнице высококвалифицированной медсестрой, поскольку тоже бросила колледж, не доучившись до врача. Держа в одной руке чашку, я завел другую руку Розе под халат, слегка захватил пальцами бедро. А Роза продолжала говорить о дочери, которой пришлось делать укол черной пантере. Чтобы сделать пантере укол, надо загнать ее в маленькую клетку, затем набросить на нее сеть и еще затянуть ремнями. Для этого нужны еще два работника. Причем заманивать ее в маленькую клетку мясом нельзя. А кусок мяса должен дать пантере сам ветеринар уже после укола, чтобы задобрить ее. Тем не менее пантера помнит об уколе гораздо лучше, чем о съеденном мясе, так что ненависть хищников к ветеринарам остается надолго. Я повел рукой по упругому женскому бедру. Кожа не гладкая, в пупырышках. А Роза уже говорила о том, как она поступала на работу. Врачей было достаточно, а вот медсестер не хватало. Поэтому у нее был большой выбор. Второго мужа она не любила, а вышла замуж, чтобы не быть одинокой. Это она специально много рассказывала о себе, – хотела вызвать на откровенность. Мужская откровенность дает женщине надежду на продолжительную связь, а может быть и на серьезную связь. Зачем обнадеживать? Я довел руку до ее паха. Здесь кожа была уже гладкой, без пупырышков. Кружевные трусики. Вероятно, розовые. В прошлый раз были черные. И тут вспомнилась встреча с Глорией. Оказывается, все эти двенадцать лет я помнил о ней. Не думал, но помнил. Роза отодвинулась от меня, отвела мою руку с бедра, запахнула полы халата. Я налил в рюмки бренди, мы закурили. Некоторое время мы смотрели телевизионную серию мыльной оперы. Все актеры играли одинаково. Вероятно, режиссер показывал им, как нужно играть, и они копировали режиссера. Роза сказала, что все сериалы глупые, но смотреть их приятно, потому что они отвлекают от серьезных проблем. Как и все женщины, Роза полагала, что у нее серьезные проблемы. В этот раз я остался у нее на ночь. Лежа с ней в постели, я снова вспомнил свою встречу с Глорией и перебрал в памяти наш разговор.

Утром, как обычно, Роза долго прислушивалась у входной двери, нет ли кого на лестнице, и убедившись, что никого нет, выпустила меня. Поднявшись этажом выше в свою квартиру, я сварил себе кофе и открыл один из своих тайников. На кухонном столе я вытряхнул из жестяного школьного пенала драгоценности: цепочки высокопробного золота, кольца с хорошими камнями, кулоны, серьги, запонки. Я отобрал кольцо с изумрудом и положил в карман. Остальное убрал на место. У меня есть и другие сбережения, например, хорошие акции, но они в других местах. Драгоценности удобны тем, что их всегда и везде легко реализовать. А знаете, кто научил меня вкладывать в них деньги? Сама Жаклин Кеннеди.

1961 год. Я должен был отвезти Жаклин на модную выставку в Джорджтаун. Она там встретила много своих знакомых, и я прождал ее в машине более часа. На обратном пути к Белому дому я спросил у нее, какие акции теперь самые надежные, и она ответила, что может спросить у сведущих людей. А потом она улыбнулась и сказала:

– Уильям, а знаете, какой самый надежный способ сбережения денег?

– Какой же? – спросил я.

– Покупать драгоценности, – и она продолжала улыбаться, так что было непонятно, шутит ли она, или говорит серьезно, и тут же пояснила: – Любые акции могут погореть. Может случиться депрессия, рецессия, мировая война. Банки могут лопнуть. Даже в благополучные финансовые периоды инфляция не прекращается. Так что и сами деньги не надежны. А драгоценности всегда в цене. Например, бриллианты. На них не действуют ни инфляция, ни экономические спады, ни войны, они не горят, так что им и пожары не страшны. – С этого дня я стал иногда покупать драгоценности, лишь только появлялись лишние деньги.

С утра в синагоге оказалось много народу. В спортивном зале подростки, которых я уже знал, бросали мяч в баскетбольную сетку. Главный ребе в своем кабинете принимал каких-то подозрительных людей. Некоторые из них были хасидами судя по их одежде: меховые шапки, штаны до икр, белые чулки. Но некоторые вообще не были похожи на евреев, хотя на головах у них были ермолки. Все они с какими-то документами в руках выстроились в очередь к кабинету Раби. Из кабинета вышел очередной клиент с официальной бумагой, на которой было много печатей и фотография клиента, и сразу же в кабинет вошел следующий очередной клиент. Рядом с кабинетом Раби был офис, в котором сидела секретарь Хая. Поздоровавшись, я объявил Хае, что буду заменять вентиль в женской уборной. Хая с улыбкой сказала, что ей уборная не нужна, а женщин в синагоге сегодня нет, так что женская уборная в моем распоряжении. В коридоре я вынул из мешка свои инструменты, которые купил вчера. Тут в синагогу вошли еще двое, мужчина и женщина. Вид у них был грязный. Мужчина был седобородый, в черном костюме и шляпе, какие обычно носят евреи ортодоксы, только все это было на нем мешковато и засалено. Женщина тоже была одета как ортодоксянка: черный платок, повязанный до бровей, мешковатое черное платье. На чулке была дырка. Они подошли к очереди, что-то спросили у одного из клиентов на иврит. Седобородый мужчина заинтересовался моими инструментами, взял в руки новенький разводной ключ. А я стоял и смотрел на него. Он сказал:

– Мне нужно подкрутить кран в кухне. Я сегодня же это принесу.

– А мне разводка нужна сейчас, – сказал я, глядя в его бледное безликое лицо. – Мужчина положил разводку, сказал: – Раби сейчас занят. У вас есть секретарь? – Я указал, на офис, мужчина пошел в офис, а его женщина была уже там. Тут ко мне подошел один из клиентов, спросил пониженным голосом: – У вас есть бачок с кофе? Мы стоим в очереди уже два часа. Некоторые хотят кофе.

– Сейчас выясню, – сказал я и вошел в офис. Седобородый мужчина стоял перед Хаей, а женщина в дырявых чулках уже уселась на стул сбоку письменного стола, на котором были в беспорядке разложены какие-то бумаги, списки, чеки, справки. Хая говорила: – По этому вопросу мы не контактируем с другими синагогами. – Мне захотелось выставить вон этих двоих, но Хая говорила с ними вежливо. Женщина попросила разрешения позвонить и, не дожидаясь ответа, сняла трубку, стала набирать номер. Мужчина спросил: – Вы не знаете, как звать ребе из Бейсвотера? – Хая повернулась к угловой полке достать справочник, и в этот момент женщина, не отнимая от уха трубку, как бы машинально, взяла со стола один из чеков, мельком осмотрела. Я тут же взял у нее из руки чек, положил на место. Хая это увидела, сказал женщине: – Пожалуйста, ничего не трогайте, а то у меня на столе и так беспорядок. – А я стоял и смотрел попеременно на мужчину и женщину. Наконец, записав имя и телефон ребе из Бейсвотера, странная пара покинула офис, Хая сказала мне: – Спасибо, – а я вышел в коридор посмотреть, не прихватил ли седобородый что-либо из моих инструментов. Я спросил Хаю, знает ли она этих двух людей. Она сказала, что не знает, и подумав немного и найдя точное определение, пояснила: – Это профессиональные нищие. – Я сообщил о просьбе клиента относительно кофе. Хая пониженным тоном сказала: