Запад в огне - Евгений Сухов Страница 6

— Так тебя же должны были комиссовать, — удивился Тимофей.

— Меня и комиссовали… — ответил сержант. — Домой вернулся, в Курскую область… А вместо избы — глубокая яма. Снарядом разнесло. Жена и двое ребятишек под обломками остались. — Говорил он спокойно, как делают это люди, пережившие давнее горе. Только ранняя седина, что обильно проступала в его густых темно-русых волосах, красноречиво свидетельствовала о том, что душа его крепко перепахана скорбью. Более ей не цвести. Не осталось на ней ни одного живого места. Там, где водилась благодать, лишь буераки с оврагами да крапива с чертополохом. — И вот… Думаю, что же мне делать-то… Неделю попил горькую, а потом опять попросился на фронт. Решил, что лучше уж от пули помереть, чем от водки. В строевую меня не взяли, оно и понятно, не в обиде… Но зато шоферить умею, хоть здесь как-то фронту буду полезен. А если доведется мне с каким-то гадом повстречаться, так я его зубами за горло возьму и не отпущу до тех самых пор, пока из него весь дух не выйдет.

— А тебе по какой надобности в Батьков?

— Триста сорок четвертый полк там стоит. Мука у них закончилась, вот везу, — указал сержант на кузов, из которого выглядывало несколько холщовых мешков с прилипшей на них соломой и с перевязанными горловинами. Дабы не разбросало груз на шальной дороге, они были небрежно прикрыты прохудившейся затертой рогожей и придавлены тяжелыми досками. — Только у нас еще один попутчик будет, почтальон. Потапом зовут… Не мог я ему отказать. Не легкое у него дело — похоронки-то по домам разносить, не каждый на такое пойдет. Он вообще наш человек! Помогает, как может. Вот недавно со своими приятелями концерт в госпитале провели, у всех такие голоса, что московским артистам не уступят. А запевала у них Потап, — не без гордости протянул сержант. — Не возражаете, товарищ капитан?

— Нисколько! Не на своем ведь горбу его везти. А куда он едет?

— Да в вашу сторону. Только он немного раньше сойдет. К свояку собрался, а там еще и письма кому-то передать нужно. А вот и он, — показал водитель на сухощавого высокого мужчину с кожаной черной сумкой на левом плече.

— Места-то еще остались? — улыбнулся подошедший мужчина.

— Кабину не обещаю, — сказал водитель, — капитан со мной едет, а вот кузов свободен.

— А мне все равно, главное, не на своих двоих, — весело заверил почтальон. — А то, бывает, так находишься по деревням, что без ног остаешься. — Он уверенно встал на колесо и легко перебросил гибкое пружинистое тело через деревянный борт.

— Ты там у меня за мукой присматривай, — шутливо наказал сержант.

— Не переживай, все будет в порядке! — рассмеялся почтальон.

— Ну что, товарищ капитан, поехали? — дружески, как старинному приятелю, предложил водитель и, распахнув дверцу, проворно забрался в кабину.

Тимофей устроился на пассажирском сиденье, где вместо кресла стоял небольшой табурет, обитый материей с ватой и привинченный металлическими уголками к дощатому полу. Машина явно не была рассчитана на долгие военные переходы, но в пределах города, с кратковременными выездами в сельскую местность, подходила вполне.

Полуторка затарахтела, затряслась и запылила по улице.

— Нам еще с полчаса по городу колесить, просто так не проехать, — пожаловался водитель. — Еще не все завалы разгребли, кое-где мины имеются, а вот дальше уже по грунтовке поедем. Там дело веселее пойдет!

Отчего-то город выглядел враждебно, хотя война ушла отсюда несколько месяцев назад. В нем присутствовал какой-то запах, сродни тому, которым Тимофей надышался в сорок первом, то ли дух застоявшейся гари, то ли поднятой пыли. Проклятый запах, очень нехороший, напомнивший удручающее тяжелое отступление. Вот только сейчас ситуация была совершенно иной — шли на запад, а значит, настроение и ощущения должны быть совершенно другими.

Никто, конечно же, не обещал, что наступление будет выложено цветами, вокруг все та же смерть, тяжелые ранения, увечья, горе, но все-таки… всегда как-то хочется думать о лучшем.

По обочинам дороги еще оставались воронки от бомб, наполовину и наспех засыпанные кирпичом и гравием, а кое-где просто обломками разбитого жилища, стоящего по соседству. До основательного ремонта дорог просто не доходили руки, да и времени не было: движению не мешают, и ладно! Имеются дела куда более насущные.

Но машин было много, в основном такие же грузовики и трехтонки, в кузовах которых, задорно поглядывая на пылящую пехоту, катили пассажиры. В одном месте им даже пришлось подождать минут пятнадцать, пропуская бойко двигающуюся колонну танков.

Еще через полчаса душной дороги выехали на грунтовый простор, оставив позади подлатанные коробки кирпичных зданий. Впереди показалась небольшая березовая рощица с крепкими стволами и с поломанными кронами, изрядно и некрасиво прореженная разрывами снарядов. Сейчас роща больше напоминала подлесок, порубленный неумелыми лесорубами.

Небо понемногу хмурилось. Еще какую-то минуту назад ясное, до боли в глазах синее, оно вдруг посерело на горизонте и, будто бы на что-то разобидевшись, прикрылось мохнатыми тучами. Как-то враз заметно посвежело.

— Ливень будет, — всмотрелся в небо водитель, осторожно объезжая колдобины, нарытые тяжелой техникой. — Уже который день невыносимое пекло. А после дождя задышится легче.

— Возможно, что и польет, — согласился Тимофей, думая о своем.

— Хотя, помню, на прошлой неделе вот точно такая же история была, тучи кружили, кружили, — сержант был расположен к разговору, длинная дорога утомляла, — а потом вдруг как-то все разом рассосалось.

Угнетало, что расставание с женой получилось скорым, без прежней душевности, что ли. А ведь хотелось, взявшись за руки, поговорить о самом простом и о том, что он к ней чувствует.

Далее потянулся однообразный сельский пейзаж. Совсем мирный, добродушный: скошенные поля, с расставленными без всякого порядка копнами, почерневшие избы с огороженным хозяйством, белые мазанки с посеревшими соломенными островерхими крышами. К домам тянулись узенькие натоптанные тропинки, упиравшиеся в низкие хлипкие плетни. Во дворах, иной раз поглядывая из-под ладони на проезжавшие машины, занимались хозяйством бабы. А вот мужиков не видать, разве только хворые, да старики, чинно сидевшие на лавках у самых плетней. От их прозорливых и внимательных взглядов не скрыться. Доброжелательно, как того требовал местный обычай, приветливо кивали каждой проезжавшей местной машине.

Вдруг по крыше кабины громко стукнули.

— Чуть не забыл… — воскликнул сержант. — Почтальон! Ему ведь сюда нужно.

Остановив машину, он подождал, когда тот спрыгнет с кузова.

— Не растрясло тебя там?

— Ничего, я привычный. Спасибо, браток.

— Тебе далеко еще топать-то?

— В это село, — махнул почтальон в сторону хат, растянувшихся вдоль дороги, — а потом еще в одно по соседству, с пяток верст будет. Письма бабам от фронтовиков везу… — Посмурнев, он добавил: — Хотя и похоронки тоже имеются. Вот все думаю, как отдать.