Собачий рай - Иван Сербин Страница 61

Ополоумевшему от страха водителю «ЗИЛа» наконец удалось повернуть машину. Он нажал на газ и… красно-белый, заостренный капот с хрустом врубился в борт «перевозки». Затрещали брусовые подпорки, трубчатая основа подалась, и обшитый фанерным листом и тонкой жестью кунг просел вправо. Как пожарник умудрился удержаться на нем — одному богу известно.

— Ты что делаешь, гад? — заорал остервенело водитель, выжимая тормоз и затягивая ручник.

Он, конечно, не ожидал, что парнишка с охотой ринется им на помощь, но никак не рассчитывал и на обратное. Со своего места водитель не мог видеть кабину «ЗИЛа», но «пожарка» перла вперед натужно и тупо. Колеса «ГАЗа» вывернулись, загребая жирный мокрый дерн и месиво из горелого дерева и черного кирпичного крошева. Старенькая «перевозка» продержалась метров пять. Затем не выдержал крепеж подвески, колеса легли плашмя, передок грузовичка подломился и просел, отчего водитель едва не ткнулся лбом в баранку. Двигатель «ЗИЛа» взревел натужно, несколько секунд рычал, словно намеревался распугать этим своим грозным рыком всех бродячих собак от Москвы до Питера, а затем чихнул пару раз и заглох.

Водитель «перевозки» вздохнул, полез в карман за «Примой», сказав то ли себе, то ли все еще сидевшему на крыше пожарнику:

— Все, браток. Начинай потихоньку молиться. Трындец нам настал.

* * *

Артем Дмитриевич Гордеев проснулся поздно. В груди теснилось непонятное волнение, голова кружилась от предчувствия чего-то огромного и важного. Похожие ощущения испытываешь, просыпаясь вдень рождения или, скажем, тридцать первого декабря.

Он открыл глаза и некоторое время лежал неподвижно на стареньком, продавленном диване, глядя в потолок, по которому медленно двигалась узкая светлая полоска. Судя по ее положению, было часов около одиннадцати. И ведь, что странно, обычно Гордеев просыпался куда как раньше, а сегодня вот спал, как младенец. С чего? В памяти проплыли события вчерашнего вечера. Пустырь, располосованный лучами электрических фонарей, темные тени людей, едва различимые за высокими сухими стеблями ковыля. Они должны были начать облаву утром. Вызвать войска, собрать все силы, оцепить пустырь… Этот вчерашний майор обещал.

Гордеев сел. В широкой майке и синих сатиновых трусах его сухое, изуродованное тело болталось, словно язык в колоколе. Артем Дмитриевич уперся ладонями в край дивана, с трудом поднялся, отыскивая длинными — кожа да кости — ступнями дырявые тапочки. Пошевелил большими пальцами и, шаркая, подошел к окну. Отдернул тяжелые, сероватые от въевшейся пыли занавески. Серое утро влилось в комнату душевной хмарью. Кое-где сквозь узкие щели, возникавшие в низких облаках, изредка проглядывало солнце.

Артем Дмитриевич рассеянно посмотрел на стол, заваленный бумагами. Вернувшись вчера домой, он внес в свою схему необходимые поправки, исходя из вновь полученной информации. Его расчеты и психологические прогнозы развития ситуации оправдывались куда быстрее и полнее, нежели он ожидал.

Ему следовало отправиться на пустырь. Там его помощь может оказаться неоценимой. Его знания, советы, консультации. Он ведь предупреждал их, давно предупреждал, несколько недель назад. И вот все идет как по писаному.

Гордеев со всей расторопностью зашаркал в ванную. Нужно было бы позавтракать, неизвестно, сколько времени придется им провести на пустыре. Наверное, командование организует доставку пищи, но он не имеет права обременять их. Придется захватить с собой какие-нибудь бутерброды. Что у него есть? Ореховая паста. Он сделает бутерброды с ореховой пастой. Они сытные и легкие. А ведь ему нужно будет взять еще и оружие. «Шило» и электрошокер, разумеется. Когда дело дойдет до… до отлова, до драки, лишние руки пригодятся. Возможно, ждать придется долго, им следует запастись терпением, но рано или поздно стая появится, в этом Гордеев не сомневался.

Он торопливо почистил зубы, натянул пусть и ветхую, но вполне еще приличную сорочку и брюки, которые ночью тщательно наглаживал старым, уже плохо греющим утюгом. Не будить же соседку за полночь из-за такого пустяка?

Сунув «шило» и шокер в карманы куртки, Гордеев прихватил и транзисторный приемник — старенький, но надежный «Сокол». Милицейские рации, конечно, хороши, но только в рамках района. Для стратегического планирования они не годятся. Слишком медлительны. Мало того что информация идет через десять рук, так она еще и подвергается искажениям. А в подобных ситуациях важна любая мелочь. Неверно сориентированная боевая группа может угодить в засаду. Радио в этом смысле куда надежнее. Данные поступают быстро, и, как правило, им можно доверять. С его помощью можно осуществлять оперативное планирование, объективно оценивать складывающуюся ситуацию и просчитывать ответные действия.

Про бутерброды он вспомнил, уже выходя из квартиры, но решил не возвращаться. Во-первых, плохая примета. Во-вторых, он и так набрал много веса. Боялся, что слишком вымотается, пока дойдет до пустыря. Шутка ли, километра полтора-два, да все дворами.

Гордеев спустился до второго этажа и тут остановился передохнуть. Включил приемник, покрутил колесико настройки. Некоторые каналы ему поймать не удалось — видимо, мешали железобетонные стены, по другой же транслировали эстрадную музыку. Артем Дмитриевич передвинул рычажок в положение «выкл». Батарейки следовало беречь. На новый комплект у него денег сейчас не было.

Гордеев спустился на первый этаж и вышел на улицу. Двор казался вымершим. В сущности, ничего удивительного в этом не было. К полудню он всегда становился таким. Кто на работе, кто дома.

Артем Дмитриевич зашагал к выходу со двора. Впрочем, зашагал — громкое слово. Заковылял, хромая, приволакивая изуродованную ногу. Неоценимая помощь соседа Сережи была бы сейчас очень кстати, но тот сегодня работал в утро, и посему Гордееву приходилось управляться самому. Минут за пятнадцать он добрался до улицы Митрофанова. Справа, обнесенное двухметровым черным забором, красовалось трехэтажное здание школы с обязательной уже спортивной пристройкой и небольшим стадионом. Слева — поликлиники. Детская, а за ней, метрах в десяти, взрослая. Автобусная остановка и небольшая площадь с обязательными торговыми павильончиками. Площадь упиралась в кирпичный дом, первый этаж которого занимали магазины. Продуктовый, промтоварный и мебельный. Гордеев еще не достиг улицы, а инстинкт уже безошибочно подсказал ему: что-то не так. Понимание пришло секунду спустя. На улице было абсолютно тихо. Не урчали машины, не слышно было детских голосов, хотя некоторые окна поликлиники были открыты. И на школьном дворе было безлюдно. Гордеев сбавил шаг, ухватился за прутья школьного забора, остановился.

На остановке тоже было пусто, хотя обычно там всегда можно было увидеть хотя бы одного-двоих человек. И на площади, у ларьков, никого. Лежит на крыльце горкой свежая зелень, стоят банки с солеными грибами и маринованным чесноком. А продавцов нет. Мгновение спустя до слуха Гордеева донесся хлопающий звук. Он сделал пару шагов вперед и увидел ближайший овощной лоток. Сине-желтая парусина была надорвана углом. Край полоскался на ветру, звонко хлопая по алюминиевому основанию. Белые решетчатые поддоны оказались перевернуты. На темно-сером сыром асфальте яркими брызгами — желтые абрикосы и желто-бордовые, крупные, как гранаты, персики. А из-за парусины проглядывают… ноги человека. Темные штанины и коричневые сандалеты со стоптанными подошвами. Одна брючина задралась, обнажив белесо-голубоватую полоску кожи.