Я вернусь… - Андрей Воронин Страница 63

– Зверская штука, – сказал он. – Интересно, что будет, если ее в супчик плеснуть?

– Не стоит, – сказал Зимин. – Хватит того, что ты туда плюешь. По-моему, твоя слюна ядовитее. Ты кусать своих клиентов не пробовал?

Долговязый Витек не обиделся.

– Надо будет попробовать, – сказал он. – Ну, ладно. А деньги когда?

– Будут тебе деньги, – устало пообещал Зимин. – Будут, не волнуйся. Ты, главное, дело сделай.

– В пятницу? – уточнил Витек.

– Ты что, ошалел? К Клубу его нельзя подпускать на пушечный выстрел! Смерти моей хочешь?

– Не-а, – честно ответил Витек, – не хочу. – Если ты помрешь, кто мне тогда башлять будет? Так, значит, до пятницы?

– И чем скорее, тем лучше, – кривя рот, сказал Зимин. – Пока он еще что-нибудь не придумал.

– Не придумает, – пообещал Витек и вышел из машины.

Проводив его взглядом, Зимин собрал рассыпанные по сиденью монеты, проверил, не закатилось ли что-нибудь под сиденье, ссыпал монеты обратно в бумажник, бумажник спрятал в карман и только после этого запустил двигатель.

Душещипательная история, которую адвокат Андрей Никифорович Лузгин рассказал Зимину по телефону – поскользнулся, упал, очнулся – гипс, – на самом деле, как верно заподозрил Зимин, была далека от действительности. История эта была гораздо сложнее и имела намного большую протяженность во времени, чем та дурацкая случайность, на которую сослался в телефонном разговоре господин адвокат. Нет, правда, где это видано, чтобы такие прекрасно упакованные, уверенные в себе, великолепно одетые, прилизанные, лощеные джентльмены вдруг ни с того ни с сего падали посреди людной улицы, напротив собственной конторы, поскользнувшись на каком-то там гололеде, ломали себе голени аж в двух местах и пробивали лбом дверцу собственного серебристого "мерседеса"?! Нет, оно, конечно, все под Богом ходим, да только лощеные джентльмены потому и выглядят такими благополучными, что ходят с оглядкой и, что самое главное, по правильной, нужной дорожке.

Дело тут было вовсе не в гололеде, а, как это часто бывает с такими вот прилизанными джентльменами, в обыкновенной человеческой жадности. Ну да, той самой, которая, по словам самого Андрея Никифоровича, сгубила великое множество фраеров. Андрей Никифорович, человек в высшей степени разумный, осторожный и многоопытный, повел себя в этой истории так же, как повел себя в истории с пресловутыми кассетами Мирон, то есть, грубо говоря, как дурак.

Прежде всего, Андрею Никифоровичу, не следовало в эту историю впутываться. Не надо было ему слушать Зимина вообще. Ну и что, что семьсот пятьдесят тысяч? Деньги эти были чужие, и нечего было разевать на них рот. Сделал бы то, о чем его просили, получил бы свой гонорар и горя не знал. Впервой ему, что ли, было иметь дело с чужими деньгами? Но вот не утерпел, поддался соблазну... Видно, тот понедельник и впрямь выдался несчастливым.

Да нет, снова не то. Прежде всего, в самую первую очередь, не следовало Андрею Никифоровичу спать со своей секретаршей. Или, если уж стало невтерпеж, если прелести великолепной Зинаиды Александровны так уж застили господину адвокату белый свет, гнать ее надо было из конторы – гнать взашей, как это сделал со своей секретаршей премудрый Адреналин сразу же после того, как попользовался ею. Неформальные отношения между шефом и секретаршей – вещь, в принципе, удобная, но, увы, чревата порой самыми непредвиденными последствиями. Прогнать Зинаиду Александровну взашей после первого свидания в неформальной обстановке Андрей Никифорович не решился – рука не поднялась. Уж очень хороша была Зинаида Александровна – и в постели, и на рабочем месте, и на людях, и в обществе... Такую секретаршу в наше время черта с два найдешь, такую воспитывать надо, растить, холить и лелеять. И натаскивать, как фокстерьера, не жалея времени и сил...

Без Зинаиды Александровны у Андрея Никифоровича застопорилась бы вся работа на весьма неопределенный срок, возможно навсегда. А постель?.. Да такую любовницу днем с огнем не сыщешь! Таких нынче просто не делают, вот что. Разучилась мировая промышленность выпускать таких любовниц. Нынешние, молодые, плоскогрудые и ногастые лахудры только и умеют, что мычать, извиваться да тянуть из мужика деньги, причем последнее они делают наиболее профессионально. Зинаида Александровна в этом плане тоже была представительницей вымирающего вида. Любовью она занималась с полной самоотдачей, неистово и страстно, поразительно умело и неутомимо и настолько изобретательно, что ей бы даже Эдисон позавидовал. А главное, что через пять минут после бурного, неистового секса, если того требовали обстоятельства, она вновь была холодна и деловита, корректна и идеально одета и подмалевана – словом, хоть сейчас на светский раут. Андрей Никифорович еще только начинал приходить в себя и искать на полу брюки, не говоря уж о галстуке, который почему-то всегда оказывался в самых неожиданных местах – на люстре, к примеру, – а в конторе уже царил идеальный порядок, и Зинаида Александровна подавала ему чашечку кофе с рюмочкой коньяка, а заодно и список назначенных на остаток дня встреч с клиентами. Ну и кто, скажите на милость, пребывая в здравом уме, решился бы по собственной воле отказаться от услуг Зинаиды Александровны?

Вот он и не решился и впервые пожалел об этом поздним вечером того несчастливого понедельника, лежа на шелковых скользких простынях в уютной, со вкусом обставленной холостяцкой квартирке Зинаиды Александровны, глядя, как мигает за окном неоновая реклама, и вполуха слушая полусонную болтовню своей секретарши.

– Боже, как я устала от этой страны, – говорила Зинаида Александровна, прильнув гладкой прохладной щекой к горячей безволосой груди Андрея Никифоровича. На голой этой груди, помимо слегка взлохмаченной, но все равно прекрасной головки секретарши, лежал еще и галстук господина адвоката – как всегда, в самом неожиданном месте. – Вы знаете, ведь моя бабушка по материнской линии была фрейлиной императрицы...

В постели они тоже обращались друг к другу на "вы" и по имени-отчеству. Это придавало сексу особую пикантность и притом исключало опасность проговориться при посторонних – при жене господина адвоката, например.

Господин адвокат рассеянно погладил Зинаиду Александровну по гладкой спине, с удовольствием окинул взглядом ее великолепное стройное тело, отчетливо выделявшееся на фоне темно-синей простыни, и сказал:

– Фрейлина... Да, похоже. Вы похожи на внучку фрейлины.

При этом он попытался прикинуть, сколько в таком случае его секретарше должно быть лет, но довести свои вычисления до конца просто не отважился. Нет, почему же... Фрейлинами были и девочки... кажется. А потом революция, ссылка, эмиграция какая-нибудь – в общем, не до личной жизни. Родила поздно, лет в сорок, и дочь ее тоже поздно вышла замуж и поздно родила... Говорят, поздние дети – самые удачные... Но все равно, все равно... А, черт, какая разница!

Внучка фрейлины... Андрей Никифорович осторожно, не причиняя боли, но сильно сдавил ладонью округлую, выпуклую и восхитительно упругую ягодицу секретарши. Зинаида Александровна в ответ слегка прогнулась, как разомлевшая от тепла и ласки кошка, обвила ногу адвоката своими великолепными ногами, и он ощутил бедром горячее нежное прикосновение и легкое покалывание упругих вьющихся волос. Внучка фрейлины... Андрей Никифорович опять почувствовал растущее возбуждение. Внучка фрейлины! В этом было что-то чертовски будоражащее, порочное, никем ни разу не испытанное. Веера, реверансы, кринолины, свечной воск, потупленные глаза и бешеное распутство под опущенным балдахином... Да, Зинаида Александровна наилучшим образом вписывалась в эту картину.