Акула. Отстрел воров - Андрей Кивинов Страница 66

— Василич, по поводу моего пистолетика что-нибудь слышно?

Катышев кивнул:

— Я держу на контроле. Как раз вчера говорил с Кашпировским. Он просил на следующей неделе напомнить. Пока, говорит, ещё не все дела принял, не может сразу решить.

— Я ведь и в суд могу обратиться. В Петербурге, кстати, был такой прецедент.

— И что?

— Там один опер был осуждён за превышение власти и амнистирован. Вернулся на службу, и ему тоже ствол отказывались выдавать. Он подал в суд. Вынесли постановление: вооружать его в рабочее время.

— Ты-то откуда это знать можешь? Волгин, что ли, звонил?

— Земля слухами полнится.

— Ладно, потерпи ещё немного. Думаешь, я не понимаю?

Катышев вышел, и тут же позвонила Тростинкина. Начала разговор не с приветствия, а с претензии:

— Не могу найти жену Громова.

— Секундочку, — Андрей приложил по столу трубкой, пошаркал ногами, громыхнул дверцей сейфа. — У меня её нет!

— Очень смешно! Воробьёв сказал ещё раз допросить, а я не могу с ней связаться. Дома никто трубку не берет, мобильник все время выключен. Ты не знаешь, где она может быть?

— Понятия не имею. Где угодно, наверное.

— Надо было допросить, когда она приходила за разрешением на захоронение. А я в тот день торопилась.

— Плохо, Маргарита Львовна! Теперь получите выговор.

— Да ну тебя в задницу! Ты можешь её отыскать? Я напишу отдельное поручение. Да, знаешь, что мне не нравится?

— Судя по голосу — все. И я в том числе.

— Адвоката Мамаева помнишь?

— Опять посадили?

— Убили. Застрелили в машине. Я только сегодня узнала, к нам из Центральной прокуратуры информационное письмо пришло.

— Хм… Дай-ка подумать.

— Чего там думать? Этого Мамаева кто угодно мог грохнуть. Он ведь всех подряд разводил, на чем угодно деньги рубил. У меня в Центральном подружка работает, я ей позвонила — она говорит, «глухарь» капитальный. Никто и не надеется, что удастся раскрыть.

— Громова ко мне с ним приходила…

— Наверняка они были любовниками. Все знают, он ни одной бабы мимо себя не мог пропустить. Даже ко мне приставал, хотя мой батя с его тестем в приятельских отношениях.

— А ты через него что-нибудь можешь узнать?

— Попробую. А ты Громову поищи.

— Договорились.

— Кстати, в Центральном две версии. Или Мамая за денежные дела завалили, или из ревности. Он ведь с бомжихами не общался, у него все клиенты из высшего общества или бандиты. И бабы, соответственно…

Акулов положил трубку. Посидел, дымя папиросой. То, что Тростинкина не может отыскать Громову, его не удивляло. Похоронив мужа, Александра могла уехать из города. Или сменить адрес и номер сотового телефона, специально, чтобы не доставали из прокуратуры. Понятно, что на помощь официального правосудия она не рассчитывает. Если ей что-то и надо от органов — так это документы, необходимые для вступления в права наследства. Но в получении таких документов спешки нет, все равно надо ждать несколько месяцев. Придёт время — объявится.

И для убийства Мамаева, надо полагать, действительно был не один повод. Деньги, женщины, черт знает что ещё. Таким образом, взятые по отдельности исчезновение вдовы и смерть адвоката имели множество объяснений, не связанных с делом Громова. Но вместе…

Они были любовниками? Положа руку на сердце, Акулов в этом сомневался. Да, они пришли к нему вместе, и в тот раз ему показалось, что их отношения несколько выходят за рамки «клиент-адвокат». Да, у Мамаева своеобразная репутация. Но при живом Громове правозащитник, наверное, поостерёгся бы подбивать клинья к его жене, а после убийства слишком мало времени прошло, чтобы он мог успеть. Хотя, конечно, кто знает…

Папироса закончилась. Последняя затяжка получилась на редкость противной.

Андрей подумал, что если все-таки связать воедино убийство Мамаева с исчезновением Александры, то это органично уложится в рамки той фантастической версии, которая родилась у него двое суток назад.

Двое суток? Кажется, что прошёл месяц…

* * *

Они знают все!

Калмычный стоял у окна кабинета, смотрел на территорию предприятия. Кое-где копошились рабочие, тарахтел грузовик — наверное, последний, оставшийся на ходу. Делила небо надвое стрела навечно застывшего крана. Ещё пять лет назад жизнь тут кипела. Он сделал многое, чтобы она замерла.

Теперь он лишился почти всего. Остались копейки. Заплатил, чтобы не повторить судьбу Громова. Как и предполагал Петушков, с братом Ростислава удалось договориться. Как ни крути, а прямой виновник гибели Ростика — Громов. С ним покончено. Ему, наверное, не удалось бы откупиться. Да и не стал бы он ничего покупать, не такой человек. А остальные предпочли потерять сбережения, но сохранить жизнь. Первым был Петушков. Калмычный не знал, какой суммой отделался Николай. Предполагал, что не слишком большой. Николай привык жить на широкую ногу и, скорее всего, давно израсходовал большую часть своих накоплений. Калмычный был последним, кому позвонил брат. В искажённом, механическом голосе звучала ирония:

— Это я. Давно ждал, наверное? Сколько предложишь?

Как выяснилось, торг был не уместен. Калмычный, в принципе, был подготовлен к такому повороту событий, но не ожидал, что страшный собеседник имеет о нем столь полную информацию. Вплоть до банковских реквизитов и суммы вклада.

— Кое-что тебе оставлю на жизнь…

Знал он и о многом другом. Например, о том, как накануне телефонного звонка они здесь, в этом кабинете, обсуждали исчезновение Степанского и Андреича. Большинство склонялось к тому мнению, что до Степанского добрался таинственный брат. Как ему это удалось, если даже они не знали адреса, в котором собрался заночевать «мексиканец»? Удалось как-то, вариантов хватает… Справился же он с Громовым! А начальник охраны завода, скорее всего, пострадал за компанию…

Знал брат и о том, как Ющенко предлагал обратиться за помощью. Не в милицию, к авторитетным знакомым. По большому счёту, таковые имелись у всех. Из разных кодланов и группировок, различного криминального веса. В общем, было к кому под крылышко встать. Все равно бы рано или поздно пришлось это сделать, раз уж Громова больше нет. В тот вечер долго сидели, но к единому мнению не пришли, слишком много у некоторых оказалось амбиций. У Петушкова больше всех… Принятие решения отложили, а наутро брат позвонил Петушкову и Латукову. Что он им говорил, Калмычный, конечно, слышать не мог, знал только в пересказе. Но был готов засвидетельствовать: общение с братом произвело на обоих крепкое впечатление. Прибежали с зелёными лицами и трясущимися руками, говорили на грани истерики, брызгая друг на друга слюной. Вопрос о защите больше не поднимался. Все согласились с тем, что дешевле будет просто заплатить.