Серый Ангел - Олег Маркеев Страница 67

— Не надо, Юля, — поморщился Злобин. — Против прапорщика спецназа с опытом трех войн, который сейчас ходит под вышкой, я — ничто. И нет в этом ничего унизительного. Просто реально оцениваю шансы.

— Вы имеете в виду Шевцова? — с иронией спросила Юлия.

— Откуда вы его знаете?

— Он же не всюду следует за своим хозяином — Самсоновым. Шахр на поводке у пашу, — хихикнула Юлия.

— А если без специальных терминов? — потребовал Злобин.

— Шахр — низкопробный двуногий, повинующийся инстинктам и управляемый страстями. А пашу — то же самое, но на санскрите. Согласитесь, забавная пара.

Злобин пожалел, что пес не разделил со своим хозяином камеру в Лефортове.

— Но подобное притягивает к себе подобное. Это закон, — добавила Юлия.

Злобину показалось, что его кто-то окликнул по имени. Голос был ни мужской, ни женский. Просто голос. Или шум дождя сложился в этот звук. Злобин невольно оглянулся.

— И тем не менее будьте осторожны, Юленька, — машинально пробормотал он, все внимание отдавая звукам вокруг.

Пальцы Юлии, лежавшие в его ладони, напряглись. Она задышала глубоко и размеренно, долго всасывая воздух через нос.

— Что с вами?

Злобин посмотрел на нее. И поразился, как изменилось ее лицо. В неверном свете фонарей милое округлое лицо Юлии вновь, как тогда в танце, стало самодовольной и сладострастной маской богини. «Дурга», — вспыхнуло в мозгу Злобила ее имя.

Звук ее имени ударил колоколом, заглушив все звуки. Мир умер…

Богиня разлепила сочные темные губы. Блеснули белые зубы.

— Мужчинами так легко управлять, — произнесла она чужим, неживым голосом. — Они все — шахти. Даже Владлен оказался простым шахти. Когда погиб его ученик, в нем умер воин. Остался только дрожащий от страха шахти, согнувшийся под бременем знаний. Они и потянули его вниз.

В висках у Злобина отчаянно забилась кровь. Он попытался отнять руку, но сил не было. Ноги, казалось, вросли в мокрую землю. Захотелось крикнуть, но горло сдавил стальной обруч. Он предпринял отчаянную попытку вырваться из незримой сети, наброшенной на него Дургой. Но ответом на его нечеловеческое усилие была лишь торжествующая улыбка богини.

— А ты — воин. Я сразу это почувствовала. В тебе течет священная кровь. Дурга любит такую. — Острый язычок скользнул по губам. — Она танцует, когда мужчины льют к ее ногам свою священную кровь. Сегодня я буду танцевать в помять о тебе, воин. Это великая честь!

— Я убью тебя! — Злобин услышал издалека собственный голос.

— Нет, — усмехнулась богиня. — Это я выпью твою силу. Как сделала это с мерзким шахти. Он даже не почувствовал, как сердце его остановилось.

А ты будешь умирать медленно, без боли, словно засыпая. Смотри мне в глаза и умирай!!

Злобин старался отвести взгляд от иссиня-черных глаз, но его неукротимо засасывала спрятавшаяся на их дне бездна. Сердце дрогнуло и стало биться с перебоями, с каждым ударом все слабее и слабее.

Из пальцев Дурги ударила молния, горячей лавой пронеслась по руке, растерзала мышцы плеча, обожгла горло и ворвалась в голову. Сквозь зарево, вспыхнувшее перед глазами, он увидел, как медленно приближается ее страшное и величественное лицо, как раскрываются жадные губы…

…Злобин от резкого удара отлетел в сторону, его тут же подхватили чьи-то сильные руки, не дали упасть на мокрую землю. Он еще не пришел в себя, сил сопротивляться не было, и его легко, как пьяного, поволокли на свет.

За спиной он слышал шум схватки, яростной и безмолвной. Потом отчаянно завыла раненая тигрица.

— Фиксируй! — сдавленно прохрипел чей-то голос. — Укол!

— Есть! — на выдохе произнес другой. — Все, отбегалась…

Злобина встряхнули за плечи. Он помотал головой, с трудом наводя резкость, глаза все еще были забиты мутью.

Перед ним стоял, широко улыбаясь, мужчина с остроскулым волевым лицом. Влажные волосы прилипли, по щеке змеилась небольшая царапина. Он потер ее пальцем и пробормотал:

— Зацепила-таки, сучка.

И вновь улыбнулся усталой улыбкой победителя.

И тут Злобин узнал его.

Другая жизнь-4

Калининград, август 1998 года [22]

Злобин ошарашено смотрел на янтарную чашу, стоявшую на его столе. От нее исходил теплый золотистый свет. Будто смотришь на солнце сквозь закрытые веки.

Чашу принесла перепуганная, как мокрая курица, сожительница Гарика Яновского. Добила благоверного, сдав в прокуратуру вещдок. Чаша так себе, грубая работа. Видал Злобин и получше. Но именно из-за нее разгорелся весь сыр-бор, поставивший на уши Калининград.

По звонку неизвестного, которого Злобину приказали прикрыть на случай возможных неприятностей по линии закона, Злобин посмотрел на донышко чаши. Увидел наклейку с имперским орлом и готической надписью «Аненербе». Потом показалось, что наплывы внутри янтаря сливаются в какие-то знаки. Он попытался их разобрать. И тут…

Он ничего не запомнил из сонмища образов, звуков, запахов и ощущений нахлынувших на него. Лишь показалось, что окатил ими себя из вскинутой вверх чаши, как медовой, лучезарной водой. Сознание отказалось принять этот яркий, живой калейдоскоп образов, выключилось, только память жадно, как в воронку, всасывала в себя этот янтарный водопад. Потом видение оборвалось. Злобин вновь сидел в обшарпанном кабинете прокуратуры. Видения, как ни пытался, вспомнить не мог. Словно это был сон, яркий и живой, который боишься вспугнуть, потому что знаешь: стоит открыть глаза — уже ничего никогда не вспомнить.

Дверь без стука распахнулась. На пороге возник мужчина с острым волевым лицом. Военная черная куртка на нем была мокрой до нитки, волосы облепили голову.

— Аметист, это приказ Навигатора, — тихо, но требовательно сказал мужчина.

Услышав свое орденское имя, Злобин вздрогнул.

Мужчина решительным шагом прошел к столу. Вытащил из-под куртки янтарную чашу, похожую на ту, что стояла перед Злобиным.

— Честный обмен, — пошутил мужчина, пряча под куртку Чашу.

Он шутил и улыбался через силу, чувствовалось, что не то, что движется, а даже дышит, с великим усилием преодолевая усталость.

— Знаешь, что это? — спросил он. Злобин ожидал, что незнакомец объяснит чудо Чаши. Но он указал за окно. Злобин невольно подчинился и повернул голову.

— Древние называли ее Биврест — мост в обитель богов. Она появляется, когда людям удается сделать то, что под силу только бессмертным. Это добрый знак, Аметист. Это — победа!

За окном, расколов грозовое небо пополам, горела радуга. Злобин не мог удержаться и с каким-то детским восторгом залюбовался игрой чистых, неземных красок.