Живым не брать - Сергей Соболев Страница 68

Он рывком привлек к себе младшенькую. Для начала больно куснул ее за сосок, а когда она, взвизгнув, попыталась отстраниться, одной рукой облапил ее за ягодицы, а другой забрался в промежность.

– Ну что?! Зажила твоя задница? Нет? Ну так это твои проблемы.

Новенькая, исполняя прихоть хозяина, присела перед ним на корточки и принялась обихаживать его мужское достоинство. Она, хотя возрастом постарше и выглядит, как зрелая женщина, действовала не слишком умело, возможно, сказывался недостаток опыта в таких забавах. Ну да ладно, он и эту обучит, как обучил в своей жизни немало малолетних шлюх.

– Теперь меняйтесь… Вот так… По очереди!

Чувствуя, как подступает миг разрядки, Ильдас Искирханов блаженно смежил тяжелые веки.

– Ну что же вы? Не останавливаться! Кому сказал?!

Он еще не успел раскрыть глаза и понять, что происходит, когда над ухом прозвучал резкий мужской голос:

– Счас, чеченская падла! Счас ты у меня покайфуешь!

Мокрушин, схватив пятерней копну жестких волос, приподнял чечена, а потом коротко, без замаха, треснул другой рукой по роже.

– Уберите девушек, – процедил он сквозь зубы. – А ты, гребаный козел, чего разлегся?! Вставай, сучара!

Он пнул ботинком хозяина, который от полученной затрещины растянулся на полу кверху своей мохнатой, заросшей курчавой шерстью спиной.

Он еще раз пнул хозяина носком ботинка.

– Поднимайся! Я, что ли, одевать тебя должен?! А впрочем, хрен с тобой, не хочешь одетым, так пойдешь с нами голышом!

Мокрушин уже хотел уйти, предоставив одному из бойцов возиться с Искирхановым, но тот вдруг заголосил:

– Я представитель власти! Что вы себе позволяете?! Я…

– Дерьмо ты! – бросил через плечо Рейндж. – А кто мы такие, урод, тебе объяснят уже на том свете.

С минуту Мокрушин стоял посреди просторной гостиной на первом этаже особняка. Потом, плюнув на зеркальный паркет, заявил:

– Ерунда, Тимоха, мы с тобой еще и не такие хоромы видели, верно?

– И не такие крепости брали, – вторил Рейнджу его заместитель. – Сколько у нас времени?

– Пятнадцать минут вполне достаточно. Спросите у девчонок, может, еще кто из заложников в доме обнаружится… Подвалы надо осмотреть… Сейф у хозяина выгрести. Не только бумаги, но и бабки, и прочие ценности – изъять! Чтобы на грабеж и вооруженный разбой смахивало, вкупе с похищением хозяина для получения выкупа. Ясна задача, бойцы? Тогда действуйте!

Мокрушин и сам прошелся по дому. Затем, несколько секунд безмолвно постояв над мертвой чеченской женщиной – старая карга что-то почуяла, выперлась в коридор с охотничьей двухстволкой, пришлось ее застрелить, – вышел на свежий воздух.

Собаку же приговорил одним точным выстрелом снайпер, стрелявший метров с восьмидесяти, взобравшись на высокое дерево, росшее за забором. Овчарка к этому моменту уже несколько раз подала голос, видно, что-то учуяла, и тот чечен, что возился подле гаража, уже начал беспокоиться. Но не очень долго беспокоился: почти одновременно со снайпером, стрелявшим из малошумного винтореза, сработал боец, вооруженный боевым арбалетом с мощной ночной оптикой.

Еще одного чечена, помимо Искирханова, взяли живьем: видимо, судьба такая у гэрэушников – таскать чеченов не перетаскать, и все парами попадаются.

Вертолет «Ми-8МТ», оборудованный аппаратурой для ночных полетов, спустя час с небольшим доставил всю компанию в Гудермес.

К сожалению, ни Умарова, ни того субъекта, которым так заинтересовался Мануилов, в Мещерской не оказалось – они покинули станицу примерно за сутки до появления там мокрушинской команды.

Понятно, что Искирханова и его дальнего родственника уже дожидались в застенке. На него даже не пришлось особо давить; Ильдас, не чувствуя за собой никакой вины, – ведь он не совершал ничего противозаконного? – согласился рассказать о том, какие гости побывали в его усадьбе прошлой ночью, кто с кем контачил и когда они уехали.

Относительно наложниц он все отрицал: несколько дней назад, мол, подобрал девчонок на улице, приютил-накормил-обогрел, собирался передать федералам, но вот… не успел.

Одну из этих русских девушек звали Дарьей Агафоновой.

После начала боевых действий в Чечне станица Слепцовская превратилась в прибежище для тысяч и тысяч беженцев. Чеченцы, русские, даргинцы, авары, люди других национальностей, кто спасаясь от авианалетов и артобстрелов, жестких зачисток и произвола российских спецподразделений, кто, наоборот, опасаясь массового террора со стороны озверевших «воинов ислама», кто потеряв кров над головой или близких, – вся эта масса бедствующих, смертельно уставших людей была сорвана войной с обжитых мест, и теперь они вынуждены были тесниться на крохотном пятачке ингушской земли.

Они жили, вернее сказать, выживали, где придется и как придется. Беженцы ютились в едва отапливаемых походными печками эмчеэсовских палатках, в землянках и поставленных на прикол вагонах, в автобусах и наспех сколоченных бараках, а также в частных домах, если их хозяева соглашались потесниться, в школах, общежитиях и даже в административных зданиях – здесь каждый квадратный метр жилья ценился на вес золота.

Помощник коменданта, сидевший за рулем белой «Нивы», сверился с записанным на бумажке адресом.

– Тут, в этом доме, их контора… Мне дожидаться вас или могу быть свободен?

Бушмин прикинул, что от «Северного», где в одном из плацкартных вагонов разместилась его команда, они проехали всего ничего – минут пятнадцать ходьбы, а потому задерживать местного сотрудника не было особой необходимости.

– Спасибо, майор, что подбросил. Дорогу мы теперь знаем, так что обратно пешим порядком доберемся.

В двухэтажном здании, некогда занимаемом местным райсобесом, теперь размещались представительства организаций гуманитарного характера: «Врачи без границ», «Хьюман райтс» и миссия МККК. Именно филиал «Красного Креста» и нужен был Бушмину, надеявшемуся навести здесь справки об одной интересующей его личности. Письмо, отправленное Дольниковой в адрес самой близкой подруги, было послано из Слепцовской 27 ноября, а в качестве обратного адреса указан местный филиал МККК; причем послание шло из Ингушетии в Москву две с лишним недели.

Обнаружилось еще с полдюжины писем, одно из которых было адресовано мачехе, с более ранней датой отправления.

Своему телохрану Ивану Гарасу, дабы тот не смущал местных жителей своей внушительной гвардейской статью, Бушмин велел дожидаться на улице. А самому Андрею, чтобы попасть в Миссию, пришлось пройти в здание через двор, воспользовавшись черным ходом.

Поднявшись по лестнице на второй этаж, Бушмин сунулся в первую же дверь. Небольшое помещение было заставлено какими-то ящиками, коробками и упаковками. На краешке стола примостился мужчина лет сорока с небольшим; он, просматривая содержимое одного из разукомплектованных ящиков, что-то отмечал шариковой ручкой в своих бумагах.