Великолепная пятерка - Сергей Гайдуков Страница 68

Дарчиев промолчал. Он держал в кулаке ключи от машины, но садиться за руль не спешил.

— Задорожного вы не смогли спасти, Владимир Ашотович, — напомнил Монгол. — Теперь вот ухаживаете за его могилой. Это все, что вы можете для него сделать. Для Романова вы можете сделать больше.

— Это не ваше собачье дело, — проговорил едва слышно Дарчиев, — за чьими могилами я ухаживаю... Это не ваше собачье дело.

— Не наше, — согласился Монгол. — Просто будет неприятно, если появится еще одна могила, которая тоже будет «не нашим собачьим делом».

— Романова нет в Москве, — буркнул Дарчиев. — Он сбежал, он уехал... Наверное, уехал из страны. Как я вас с ним сведу?

— Он не уехал, — возразил Монгол. — Его жена находится в руках Службы безопасности «Рослава». Вряд ли Борис мог бросить свою жену, мать своего ребенка... Я думаю, что он где-то прячется, может быть, даже в Москве. Прячется и ждет, пока жену выпустят. Вот тогда он ее заберет и свалит за границу. Проблема в том, что ее не выпустят.

— Почему? — угрюмо спросил Дарчиев.

— Потому что даже мне понятна логика действий Романова: его держит в стране только жена. Служба безопасности вашей конторы тоже это прекрасно понимает. Они попытаются использовать жену Романова как приманку, чтобы схватить Бориса. Ну и вы знаете, как они поступают в таких случаях, — Монгол кивнул в сторону ограды кладбища.

— Знаю... — вздохнул Дарчиев. — Васю никто не видел. Он пропал, и никто не знал, что с ним и где он... Только позже стало известно, что он пытался бежать из страны, что у него была дурацкая идея просить политическое убежище во Франции... Когда все это стало мне известно, на этом кладбище уже появилась могила. Без надгробия, без памятника — просто закопанный в землю человек. И железная табличка на холмике земли... Это была такая акция устрашения — мол, вот что бывает... Почему вы решили обратиться ко мне?

— Профессиональная тайна, — сказал Монгол. — Я только хотел бы получить четкий ответ: я не ошибся, что обратился к вам? Вы поможете Романову спастись?

— Как вы это сделаете?

— Мы заключим с ним сделку. Взаимовыгодную. Он сдает нам всю информацию, которую знает, а мы вытаскиваем у «Рослава» его жену. Как мы это сделаем — уже наша забота, еще одна профессиональная тайна. Кстати, сами вы тоже можете...

— Нет, спасибо, — усмехнулся Дарчиев. — Лично мне ничто не угрожает. Я бежать никуда не собираюсь, да и за Борькин побег меня уже поругали, больше ругать не будут.

— Я знаю, — кивнул Монгол.

— Что вы знаете?

— Что ваше положение внутри корпорации «Рослав» очень устойчивое.

— Вы что — действительно это знаете? Или блефуете?

— Я действительно знаю, — сказал Монгол. — Извините, но так получилось.

— Боже... — на лице Дарчиева смешались брезгливость и огорчение. — Какие же вы все страшные люди... Какие же вы все...

Он посмотрел на ключи от машины, зажатые в собственном кулаке, посмотрел на ворота кладбища, засунул ключи в карман и медленно пошел к воротам.

— Романов связывался с вами после прошлой пятницы? — спросил его вдогонку Монгол.

— Да... — ответил Дарчиев, раскрывая бумажник и ища купюры помельче, чтобы заплатить за небольшой букет цветов.

— Он звонил?

— Он прислал мне письмо.

— Что?

— Письмо, — повторил Дарчиев и пожал плечами. — Ну а что я могу поделать? Сейчас все ваши коллеги стремятся прослушивать телефоны, Интернет, еще какие-то современные каналы распространения информации... А про почту никто уже и не вспоминает. Так что Борька поступил разумно.

— Там есть обратный адрес?

— Я же говорю — поступил разумно. Там нет обратного адреса. Там есть штемпель какого-то московского почтового участка. Обратной связи не предусмотрено — к сожалению...

— О чем же тогда он писал?

— Он просил меня помочь его жене, когда ее отпустит Служба безопасности. Помочь ей добраться до Борькиного знакомого, которого зовут Парамоныч. Кто это, где это — он не сообщил. Письмо пришло вчера, отправлено было в понедельник.

— Ясно, — сказал разочарованный Монгол. — Жаль, что вы не сможете с ним связаться...

— Чего мне жаль, — перебил его Дарчиев, — так это того, что вы не возникли в тот момент, когда бежал Вася. Вы бы его прикрыли, и он жил бы долго и счастливо. Пусть даже и с другим мужчиной, там, во Франции...

Он купил букет и медленно пошел к воротам кладбища, высоко держа посеребренную временем и скорбью голову.

Вася Задорожный улыбался Дарчиеву своей вечной белозубой улыбкой, весь сплошное обаяние и жизнелюбие. Но улыбка была именно что вечной — пойманное фотографом мгновение запечатлелось на десятилетия, однако самому Васе повторить такую улыбку было уже не по силам, разве что где-то там на небесах ему была дана такая возможность... Но не здесь, не здесь. Здесь было только мраморное надгробие, в центре которого, чуть вдавленная в камень, находилась большая Васина фотография. Его родители выбрали изначально другой снимок — Вася в костюме, в галстуке, причесанный и даже пытающийся быть серьезным. Просто удивительно, что такой снимок и такой Вася могли существовать в природе. Дарчиев не вмешивался, он дал родителям проявить свою скорбь. Но когда год спустя стандартный металлический памятник покосился, могила заросла сорной травой, а фотографию загадили птицы, Дарчиев нанял специализированную фирму, и та в течение трех недель привела Васину могилу если не в божеский, то хотя бы в ангельский вид. Появился мрамор, появилась новая — уже самим Дарчиевым избранная фотография, появилась высокая металлическая ограда вокруг могилы. Кроме того, Дарчиев регулярно доплачивал кладбищенской администрации за особый присмотр...

Он не знал, как отнеслись ко всему сделанному им Васины родители, да это его и не особенно волновало. Он сделал то, что считал нужным, и душа его хоть отчасти успокоилась.

Дарчиев отпер замок на ограде, открыл ворота, вошел внутрь и положил букет цветов на мраморную плиту. Вася приветственно улыбался — примерно так, как он улыбался Дарчиеву восемь лет назад на пляже в Испании...

Улыбка — это было то, что удавалось Васе лучше всего. Он был неважным работником, у него была аллергия на дисциплину. Он не мог сосредоточивать свое внимание на одном предмете дольше десяти-пятнадцати минут, он был по-женски капризен... Но это был Вася. И многие сходили от него с ума. Если бы Дарчиев решился быть стопроцентно откровенным, то он должен был признать и за собой некоторый период подобного безумия — месяц или два, или три... Или год. Или больше?

Он сел на лавку рядом с могилой, достал пачку сигарет и закурил. Дым уходил в темнеющее небо, а Дарчиев думал о том, что на одной улыбке нельзя было строить опасные игры с огромной корпорацией. На одной улыбке далеко не убежишь, вот Вася и не убежал. К тому времени их отношения с Дарчиевым испортились, точнее, Вася решил, что Дарчиев ему больше неинтересен, а интересны Васе стали пожилые французские денежные мешки, с одним из которых он как-то познакомился в Питере... Видимо, Вася решил стащить у фирмы пару сотен тысяч, чтобы хватило на первое время во Франции, а там уж развернуться на полную катушку. Он не советовался с Дарчиевым, он просто взял и исчез, чтобы потом вернуться в виде свежего могильного холмика. Вася...