Месть как искусство - Павел Яковенко Страница 7

Молчание.

— Так, ладно. К делу. Что будем делать с этой мутной историей.

— Надо как-то реагировать?

— А то! Конечно, надо. Нам французы обещали к выборам помощь, а тут такой конфуз. Там вся левая общественность негодует. Французские «товарищи», как говорится, в недоумении.

— Какого хрена этот ублюдок делал в Чечне?

— Правозащитник хренов… Херов, я хотел сказать.

— Что он там правозащищал? Как он оказался в этой машине? Чего он вообще делал в этой глухомани у чеченов. Куда ехал оттуда?

— Как теперь разберешься?… Но надо отреагировать. И так отреагировать, чтобы французы остались довольны.

Молчание.

— Кто вообще раздул эту историю?

— По достоверной информации, одна баба все это видела. Утверждает, что сама ехала в машине, а когда на них напали, выпрыгнула и смогла убежать и спрятаться, и все видела… Вот только…

— Что только?

— Только литовка она. Иностранная гражданка. Говорит, что с Глюксманом приехала. Документы сгорели в машине…

— А по визовой службе что?

— Да, въезжала. Но цель указала — «туризм».

— Туризм в Чечне? Что за бред?

— Вроде она старая знакомая Глюксмана. Он ее попросил выполнить какое-то поручение…

— Какое?

— Отказывается говорить. Требует отправки на родину.

— А вот это уже большой хрен! Пусть сидит тут — мутная баба… Кстати, где она?

— Где — где… Во французском посольстве!

— Как она туда… Ёпрст! Мы ее теперь оттуда и не выковырнем.

— Да, поэтому оставляем эту бабу пока в покое. Она должна будет в суде показания давать. А если не будет, поставим под сомнение всю ее версию!

— Хм-м… Но лягушатника-то кокнули! Это факт. А факты вещь упрямая.

— Это как посмотреть. Под воздействием высоких температур и давления факты размягчаются. Читайте законы Паркинсона. Там много умного написано.

Молчание.

— Я так понимаю, надо всех участников этого расстрела посадить.

— Да, надо. Иначе замять дело не удастся. А так мы французам можем показать справедливость и торжество российской демократии.

— Хм-м… Судить бойцов за выполнение боевой задачи?

— Какая разница? О чем ты думаешь? Какие — такие бойцы? Тут выборы на носу. Выборы! У нас рейтинг какой, напомнить? Процентов пять!.. А надо победить! Любой ценой надо!

— Да все я понимаю. Но как это будет выглядеть в войсках, а?

— Надо поменьше внимания…

— А как французам объяснить? Сто пудов, они потребуют публичности.

— А, черт! Ведь верно… Лягушатники хреновы!… Ладно, не важно. Быдло — оно и есть быдло. Проглотит… Как теперь говорят-то? А, схавает! Вот…. Надо посадить, и дать сроки реальные… В конце — концов, надо было думать — в кого стреляешь!.. Короче, я зачем тебя сюда позвал-то? Ты этим делом и займешься. Будешь курировать процесс, чтобы все прошло гладко. Понял?

— Да, понятно. Все сделаю, как обычно. Вот только нравственный вопрос…

— Что за чушь?

— Я имею в виду свое скромное вознаграждение…

— А!… А я уже подумал… Ха-ха-ха! Ну, ты даешь! «Нравственный»!… Как обычно.

— Хорошо. Я могу идти?

— Да, давай! И не задерживай, пожалуйста. Чем быстрее франки заткнуться, тем лучше.

Камера была узкой, сырой и очень холодной. По сравнению с тем ласковым теплом, которое грело измученные холодом и вшами тела федеральных военнослужащих на свободе, помещение было очень холодным. От облупившихся красных кирпичей, ржавой железной решетки на маленьком оконце под самым потолком веяло такой безнадегой, что Денису хотелось завыть. Иногда накатывало желание разбить себе голову об стенку, и разом покончить со всем этим ужасом. Останавливало только чувство, что ему не за что считать себя виновным. Оставалась надежда, что все еще не так плохо, как кажется, что возможна какая-то счастливая перемена в судьбе. Неважно какая, любая. Главное, вырваться из этих стен. Главное — получить свободу!

Денис уселся в углу, сложил ноги по-турецки, и снова начал прокручивать в голове вчерашний допрос. Подумать было о чем…

— Итак, Денис Вячеславович, повторим вашу версию событий, — допрос вел седовласый полковник, слегка вальяжный, постоянно куривший «Герцеговину Флор».

«Сталину, что ли, подражает?» — с неприязнью думал старлей, наблюдая, как следователь вытаскивает сигарету, и зажигает спичку. Зажигалкой он почему-то не пользовался, хотя она лежала здесь же, на столе.

— Вы находились в засаде, выполняя задачу по блокированию и досмотру автотранспорта, выезжающего из Ца-Ведено. Так?

— Так, — кивнул головой Максимов. Этот допрос был не первый, и начал уже неприятно напоминать заезженную пластинку.

— Вы обнаружили автомобиль, который двигался по дороге в сторону от поселка. Так?

Не дождавшись ответа, полковник продолжил:

— Он не остановился по вашему требованию, начал набирать скорость, вы открыли по машине огонь, она свернула в сторону, проехала некоторое расстояние, и взорвалась. Так?

Денис снова промолчал.

Полковник откинулся на спинку стула и скрестил на груди руки. Несколько минут он молча рассматривал старлея, то прищуриваясь, то наклоняя голову — как будто был фанатом биологии, и увидел перед собой редкостный экземпляр насекомого, ранее ему незнакомый.

— Да, видно сговорились вы неплохо. Скажу прямо, ваши товарищи, точнее, подельники, излагают все точно также, и даже, — вот это удивительно! — почти не путаются в деталях! Крепкие орешки, можно сказать.

— А чего им путаться, если это все чистая правда? — спросил Денис.

Полковник, наконец, встал, и сделал несколько шагов в сторону от стола. Потом он резко обернулся, и выставил в сторону Максимова остро отточенный карандаш.

— Все бы было гладко… Но вы не знали, что были очевидцы. Вот в чем ваша беда. Увы!

— Ка-какие очевидцы? — оторопело прошептал Денис, сам понимая, что непроизвольно бледнеет. Яйца сжались в комочки, и стали каменными. Окружающее слегка поплыло в голове.

Следователь заметил произведенный эффект, и самодовольно ухмыльнулся.

— Ну, во-первых, это женщина, которая смогла спастись из этого автомобиля.

«Вот тварь!» — мелькнуло в голове у Дениса. — «Эх! Гонза, Гонза…».

— И, во-вторых, — и этого вы никак не могли предусмотреть, — чеченский мальчик. Он находился недалеко от вас, прятался в кустах, и видел все ваши действия от начала до конца.