Штрафбат под Прохоровкой. Остановить «Тигры» любой ценой! - Роман Кожухаров Страница 7

Все притихли. Только Фомин, осторожно подобравшись к самому краю опушки, все выглядывал в сторону стрелявших. Огонь со стороны танков прекратился. Рев и лязганье гусениц нарастали.

– Что делать будем, командир? – с еле сдерживаемой издевкой в голосе спросил Артюхов.

– Надо в батальон сообщить… – выговорил Демьян.

Он старался изо всех сил, чтобы голос его звучал спокойно и не выдавал крайнюю степень напряжения, которое охватило его.

– Сматываться отсюда надо, – с отчаянной злобой почти прокричал Зарайский. – Назад надо… Щас прикатят и на гусеницы наши кишки намотают…

– Куда нам назад? – вступил в разговор Фомин. – Мы и до реки не добежим… Тогда нас точно того – под гусеницы.

– Никто назад не пойдет… Кроме посыльного, – тем же спокойным тоном продолжил Гвоздев. – Ряба!

Он повернулся к бойцу, который лежал на животе, тяжело дыша, с таким выражением на лице, словно он еще не поверил, что живым выскочил из-под пулеметного обстрела.

– Ряба!

– Да, товарищ командир… – дрожащим голосом отозвался тот.

– Вернешься во взвод. Доложишь старшему лейтенанту Коптюку, что в районе колхоза «Октябрьский» обнаружены вражеские танки. Скорее всего они в колхозе. Скажешь, что группа направилась в назначенный пункт для уточнения ситуации.

– Группа направилась ?! – взвился Зарайский. – Черта с два группа направилась. Я вместо Рябы пойду. Никуда я не направился . Я…

Он не успел договорить. Демьян, подобравшись к нему на левом локте, со всей силы, насколько смог, ударил его правой в подбородок. Сарай провернулся туловищем и свалился на спину, раскинув руки. Гвоздев стремительно навис над ним и нанес еще два удара правой. Он бил оба раза со всей силы, один раз – в левый глаз, второй – в переносицу. Так же резко, как нанес удары, он отпрянул от Зарайского, вернувшись в то же положение и на то же место, где был.

– Связным пойдет Ряба, – тон его стал зловеще ледяной. – Кто еще против?

Тяжелым, мутным взглядом он обвел группу. Это копившееся внутри только что прорвалось, и он чувствовал, что, если кто-то сейчас скажет поперек хоть слово, он выбьет тому прикладом зубы. Никто не ответил. Артюхов тоже молчал, уткнув взгляд прямо перед своим курносым носом, в сосновые иголки.

– У группы приказ… Дойдем до колхоза, узнаем, что там… – проговорил Демьян. – Рябчиков, гранаты есть?

– С зажигательной… смесью одна… – запинаясь, ответил боец.

– Доставай! Быстрее, – сурово рубанул Гвоздев.

Он выхватил бутылку из рук мешкавшего в волнении паренька и поставил ее на сосновый ковер, прислонив к стволу дерева.

– Развернулся второй! – крикнул Фомин со своего наблюдательного пункта. – Идет через поле в нашу сторону. Этот, что по нам бил, не сбавляет. Две машины…

Вскочив на ноги, Гвоздев подобрался к одному из соседних с Фоминым деревьев на опушке.

– Ишь ты, захотели связаться… – с ухмылкой пробормотал Фомин.

– Ага, Ряба на них шороху навел… – проговорил Артюхов, с опаской оглядываясь на Гвоздева.

Тот повернулся, но в сторону Рябчикова.

– Ряба, чего ждешь? – торопливо сказал он. – Дуй обратно, к нашим… На выходе из леса смотри в оба. Давай, давай! Ты же у нас прыткий…

Он высматривал из-за дерева, лихорадочно придумывая, что делать. Стрельба из пулемета прекратилась, но зловеще нарастал рев двигателей и лязганье гусениц приближавшихся машин. Один танк двигался вдоль леса по проселочной дороге с еле заметными, заросшими травой колеями. Второй шел наискось, прямо по колосьям. Они быстро сокращали расстояние, и траектории движения были нацелены так, что сомкнуться должны были как раз на опушке соснового выступа, где укрывались штрафники.

– Фома! – громко выпалил Гвоздев. – Берешь Артюхова. Уходите влево, вдоль опушки. Гранаты есть?

– Одна «эргээшка», – доложил сибиряк. – И бутылка зажигательной… У Артюхова… Что у тебя, Тюха?

– «Лимонка» у меня, – ответил боец.

– Хорошо. Берете влево на полста метров. Мы их встретим. Может, в лес не сунутся… Если сунутся, сразу не лезьте, по возможности с фланга зайдете… или с тыла. Главное, чтоб неожиданно… По возможности, в поле прорывайтесь. Внимание отвлекаем. Первые пройдете, нас не ждите. И мы ждать не будем… По пшенице – до колхоза. Может, получится пробраться. Все, ушли…

Зарайского и Фаррахова Демьян так же спешно отправил на фланги, с разлетом на десять-пятнадцать метров. В Фаррахе он был уверен больше, чем в себе. Этот татарин, с неулыбчивым лицом, но добродушным взглядом, упрятанным в узком разрезе век, даже в самом пекле боя не дергался и не суетился, действовал обдуманно и так же надежно, как его пулемет – без заминок и сбоев. Эта «рабочая» атмосфера, которая возникала вокруг Фаррахова, вселяла спокойствие и уверенность и в тех, кто находился рядом с пулеметчиком.

Во время одной из бесчисленных атак немцев на рубеж, который в противотанковом опорном районе штрафного батальона в начале июля удерживал взвод старшего лейтенанта Коптюка, Гвоздеву довелось видеть, как расчетливо действовал Фаррах в, казалось бы, самой безнадежной ситуации. Вражеская пехота напирала на участок, который удерживали бойцы из первого отделения Пилипчука.

Большую часть «нейтралки» немцы преодолели под прикрытием брони легкого немецкого танка. Фашистский экипаж накатил на окопы, обратив в бегство часть необстрелянных переменников. Танк, увлекшись погоней, рванул вперед. А за ним бегом – и гитлеровские автоматчики. Думали, что русские оставили траншеи. Кто-то, может, и оставил, но только не Фаррахов. Замполит Веселов потом еще горько шутил, что самым русским в отделении Пилипчука оказался татарин Фаррахов. Но это было потом, а в том бою огонь пулемета Фарраха прижал к земле оставшуюся без прикрытия пехоту врага.

Немцы словно с ума спятили. Ни за что не хотели лежать. Уже поймали кураж, увидев спины отступавших. Лезли прямо на очереди, а Фаррах продолжал стрелять, не отступая ни на шаг от своей ячейки. Тогда старший лейтенант Коптюк, заметив прорыв врага на правом фланге, приказал ударить с фланга и помочь пилипчуковским.

Когда Демьян и его товарищи приблизились к пулеметной точке Фаррахова, все подступы к ней были завалены трупами фрицев. Сам «дегтярев» Фарраха, не умолкая, бил и бил вдогонку отступившим врагам. Двоих мертвяков тогда нашли в самой ячейке. Как после рассказывал сам боец, с ними пришлось разобраться вручную.

– В рукопашная… Первому шея свернул. А второй… В самая кадык бил, в голова… Три раза бил…

Такому бойцу можно было доверить сейчас правый фланг, край лесного выступа. Этот не побежит, подгоняемый слепым, животным страхом.

Когда среди лихорадочного сумбура мыслей, роившихся в голове Гвоздева, мелькнула эта, по поводу страха, он подсознательно имел в виду скорее себя, а не кого-нибудь другого. Черт возьми, что же они могут предпринять? Неужели он всерьез замыслил некий план, по которому они смогут задержать два вражеских танка или дать им бой? Относительно отступления всей группы Фомин скорее всего был прав. Укрыться до самой реки им было бы негде, а на ту сторону, увяжись немецкие танки за ними, они бы переправиться не успели.