Дальнобойщица - Андрей Дышев Страница 7

Она подбежала к кабине, ловко запрыгнула внутрь, разулась и встала ногами на сиденье. Полка со смятой постелью напомнила ей вчерашний дождь, мокрый асфальт с пузырящимися лужами и раскисшую обочину. Даше стало немного грустно. Она даже на мгновение закрыла глаза, рисуя в воображении теплый салон, уютную постель, бутылку пива «Хлебное»… Вот и эта страничка жизни закончилась. Жаль только, что фургон разграбили. Непонятно только, кто и когда успел это сделать? Даша вытащила из-под подушки рюкзачок. Он все еще был влажным. Она расшнуровала горловину и вытащила маленькую тряпичную сумочку с документами, косметикой и деньгами. Рюкзачок затолкала под матрац. Потом наскоро разровняла одеяло, взбила подушку и перед тем, как спрыгнуть на траву, посмотрелась в зеркальце над ветровым стеклом.

– Вот, – сказала она Воронцову, протягивая паспорт. – Только я тут сама на себя не похожа. Фотографировалась в Мстиславле, и как раз в тот день ветер был страшный, и можете представить, что у меня потом на голове было, да и фотограф, по-моему, был после какого-то большого праздника…

Воронцов закрыл паспорт и, нежно глядя на Дашу, сунул его себе в карман.

– А больше ничего ты мне не хочешь сказать, Верстакова Дарья Михайловна?

Даша захлопала глазами.

– А что я должна сказать? – спросила она, закидывая лямку сумочки на плечо.

– Ну, раз нечего сказать, тогда пошли, а то, кажется, снова дождь собирается!

– Куда пошли?

– Да вот товарищ старший лейтенант обещает нас салом накормить. Да, Шурик? Заодно поищем хозяина «КамАЗа».

И он снова опустил руку на плечо девушке, только на этот раз она не стала сопротивляться. Ей было приятно, спокойно и интересно: чем все это кончится?

По улочке, ведущей по покатому склону, «УАЗ» взобрался без особых проблем, так как мелкая трава крепко держала грунт и не давала ему расползаться под колесами. Центральная деревенская улица пострадала от дождя намного сильнее, но водитель вовремя съехал с дороги на обочину, ближе к палисадникам, где тоже росла трава. Проблемы начались тогда, когда машина выехала на большак, связывающий Упрягино с районным центром.

– Да что ты все время виляешь, как уж на сковородке? – крикнул Довбня водителю. – Покойник, между прочим, не может держаться руками за борта!

Грунтовая дорога больше напоминала грязевой поток, чем коммуникацию. Надрывно воя мотором, «УАЗ» месил колесами жидкую глину, брызгался тяжелыми коричневыми каплями, подпрыгивал, плюхался в жижу брюхом, и его заносило то к одной обочине, то к другой.

– А что я могу поделать? – оправдывался водитель, дурными глазами глядя на дорогу. – На тракторе надо было ехать! У меня же не джип! У меня ласточка!

Тем временем «ласточка» зарылась в жижу по самый кузов и остановилась посреди пустынной дороги. Как назло, начал накрапывать дождь.

– Все, приехали! – злобно процедил водитель, продолжая давить на педаль газа. Слабо покачиваясь, машина визжала, булькала, салютовала грязевыми брызгами, и ее, словно подбитый танк, окутывал сизый дым.

– А ты враскачку, враскачку! – давал дурацкие советы медик, оттягивая тот момент, когда ему придется выталкивать «УАЗ» из грязи.

– Враскорячку! – проклиная судьбу, огрызнулся водитель. Он и без того чувствовал себя ущемленным, что приходится развозить покойников, а такая омерзительная дорога окончательно добила его самолюбие. – Выталкивать надо!

Довбня сделал вид, что не расслышал последних слов водителя. Он лихорадочно думал, что бы еще предпринять, и с надеждой вглядывался в даль. Но дорога была пустынной, дураков не было ездить тут в дождь. Наконец он решился. Снял обувь, подкатал брюки и спрыгнул в грязь.

– Враскачку! – кричал он, упираясь плечом в борт машины. – И раз! И два!

Машина скрипела и раскачивалась, словно язык колокола, внутри фургона что-то перекатывалось, и медик морщился и вполголоса матерился. И вдруг машина, подобно большой лягушке, выпрыгнула из ямки, нырнула в кювет и перевернулась кверху колесами. Довбня ринулся к машине, рухнул перед дверью на колени и посмотрел в заляпанное окошко. Водитель продолжал сидеть за рулем вниз головой, упираясь темечком в гнутый потолок кабины. Лоб его, словно потом, был покрыт жирными каплями крови.

– Я же говорил, – со стоном произнес водитель, морщась так, что его лицо стало неузнаваемым, – что это ласточка, а не джип. Загубил машину из-за вашего жмурика!

Медик схватился за ручку и рванул дверь на себя. Водитель стал выползать, упираясь руками о землю, лег на траву, поджал к животу ноги и прикрыл глаза, словно приготовился умереть.

– Кажется, ты башку разбил, – дрожащим голосом сказал Довбня, убирая с окровавленного лба водителя прядь волос.

– Что? Мозги видно? – простонал водитель.

– У тебя аптечка есть?

– Какая, на хрен, аптечка! Я же не раненых вожу, а покойников!

Довбня снова схватил водителя за плечи и усадил его, прислонив к перевернутой машине.

– Как же тебя так угораздило? – бормотал он, с отчаянием глядя по сторонам. Глазу не за что было уцепиться. Вокруг, словно море, простирались поля, над которыми плыли клочья тумана.

– Ой, череп раскалывается, – причитал водитель, закатывая глаза. – Помираю…

Кровь заливала ему глаза.

– Тихо, тихо, – не на шутку испугался Довбня и, опустившись на корточки, стал ползать вокруг машины, заглядывая в окна кабины. Он искал какую-нибудь тряпку, чтобы перевязать водителю голову. Ничего, кроме старой футболки, выпачканной в смазке, он не нашел. Отбросив бесполезную тряпку в сторону, медик стащил с себя рубашку, оторвал от нее рукав и соорудил на голове водителя повязку.

– Идти можешь? – ласковым голосом спросил он и заискивающе посмотрел ему в глаза. – Ноги хоть целы?

Водитель слабо кивнул. Довбня закинул его руку себе на плечо. Морщась от боли и напряжения, водитель встал.

– Ничего, братан, ничего, – подбодрил Довбня. – Надо выбираться из этого проклятого места. Может, встретим машину или найдем какую деревню. Хотя бы бинт, перекись и промедол, и все будет хорошо…

Они поковыляли по лугу туда, где за темной рощей проглядывали крыши домов.

Воронцов присел на край сруба и посмотрел в жерло колодца. Темная торфяная вода была рядом, и он увидел свое отражение, похожее на портрет в черной рамке.

– Эту воду пить нельзя, – сказал участковый. – Зацвела. Только на полив годится. Чистить надо, а некому.

– А я умираю пить хочу, – сказала Даша, тоже заглядывая в колодец. И она обратила внимание, что отражение напоминает портрет в черной рамке. «А мы неплохо смотримся вместе!»

– Много людей в деревне живет? – спросил Воронцов.