Удар молнии - Виктор Кнут Страница 72

— Нет. — У нее был мягкий, сладкий, словно «Бенедиктин», голосок. — Выход заделали.

— Нет? — развеселился «араб». — Заделали? А продукты таскаете через холл? Какие же вы…

— Здесь лифт для продуктов. Но он совсем маленький. Человеку туда не влезть, — продолжала петь девочка… Продолжали ходить ходуном коленки… Продолжали разноцветными бантиками подмигивать тапочки… И сдались они мне!

Я подошел к маленькой железной дверце в стене, распахнул ее.

— Этот?

— Да. Вы нас не убьете?

— Хм, — ухмыльнулся «араб». — Не убьем. — Он заглянул в темное чрево лифта. — Сюда не влезет даже трехлетний ребенок. Где телефон?

— Нету. — Понемногу девочка начинала выходить из оцепенения. Из бездонных голубых, как весенние лужицы, глаз выкатились две хрустальные слезинки и устремились наперегонки к уголкам рта. — У клиентов трубки, а мы, если надо, спускаемся вниз… Вы, правда, нас не убьете? Скажите, пожалуйста!

Я не успел ответить ей: «Нет». На кухню, держа в охапке белую скатерть с посудой, ввалился «сутенер» и с грохотом опустошил сверток в мойку.

— Напили, наели… Не дотащить, — весело пожаловался он и, подскочив к и без того запуганной девочке, глухо шлепнул ее по худенькой попке. — Иди-ка, цыпочка, вымой чашки-тарелки. Хорошо вымой…

— …С мылом, — продолжил за него Джон. — Что в зале? Зачистили?

— А… — сыто рыгнул «сутенер». — Нечего зачищать. Всех покоцали с первой попытки. Был там, правда, один. Тот, которому Кристин отбила яйца. Дергал конечностями. Пока я не свернул ему шею.

«Бедная девочка, — подумал я про посудомойку. Она, сжавшись в комочек, из последних сил терла губкой наши бокалы и вилки. — Что ей приходится выслушивать!»

— Бабы сейчас вылизывают бильярдную. А очкарик уже поставил укол черномазому. Тому, которого вы берете с собой. — И без всякого перехода «сутенер» ляпнул мне: — Классная у тебя девица! Обещала мне вышибить зубы! — И снова без перехода, не дождавшись от меня какого-либо ответа: — Вот ведь искусница! Умница! Почти все перемыла? Я за это тебя…

— Пшел вон!!! — рявкнул я так, что зазвенели на полках тарелки. «Сутенер» заткнулся на полуслове, пожал плечами и направился к выходу. Но в дверях остановился и сказал:

— Вспомнил. С лестницы дверь пару раз дергали и стучались. Но мы, конечно, молчок. А поторапливаться все-таки надо. — И растворился в полумраке обеденного зала.

— Мне показалось, он пьяный, — сообщил я «арабу».

— Да, — вздохнул он. — Макс лучший в своем амплуа, но, к сожалению, стал выпивать. Теперь надо либо лечить, либо… — Он не договорил. Все было понятно без слов. — Ну, а ты совсем скис? — Джон подошел к красномордому повару, который полусидел-полулежал на полу и дышал со свистом и скрипом так, будто его душил приступ астмы. Джон легонько хлопнул его по спине. — Потерпи. Скоро все будет нормально.

Девочка справилась с нашей посудой за считанные минуты. Разложила на столе возле мойки тарелки и блюда, высыпала в ящик из нержавейки ножи и вилки, подвесила вверх ножками бокалы.

— Я все, — доложила она, выключая воду и вытирая руки вафельным полотенцем.

— Мы тоже все, — сказал Джон и посмотрел на меня. — Ты ничего не хватал здесь своими пальцами?

Я призадумался. Вроде бы ничего… Нет, обляпал кафель, когда валялся на полу за плитой. Я взял лежавшую в углу около мойки тряпку и занялся уборкой.

— Побыстрее! — подхлестнул меня Джон. — Мы и так здесь застряли. Даже странно, что еще никто не начал выламывать дверь. — Его голос на миг смешался со знакомой мне чавкающей очередью из «Ингрема». — Так что валим отсюда.

Короткий вскрик девочки! Я оторвался от мытья пола и бросил на нее стремительный взгляд. Рот приоткрыт, обнажая ровные жемчужные зубки. И без того огромные голубые глаза стали от ужаса в два раза больше. Это уже не глаза, это глазищи! Девочка плотно вжимается спиной в холодильник, она стремится слиться с ним воедино, раствориться в его белом эмалированном монолите и, усердствуя в этом, даже встала на цыпочки. Два бантика — зеленый и красный, — как новогодние елочные игрушки, беспечно демонстрируют свои яркие краски. А один из носков по-прежнему сложен в гармошку. Девочка никак не может отвести взгляд от усатого повара, который лежит на полу. От еще теплого повара на холодном полу! От мертвого повара… Я не вижу его, мне мешает плита. Но я знаю точно: ОТ МЕРТВОГО ПОВАРА! Не зря же только что с аппетитом чавкал автомат Джона.

— Прости, сестренка. Честное слово, мне очень жаль. — «Араб» вскинул «Ингрем» и хладнокровно нажал на спуск. Он перевел автомат на режим одиночной стрельбы, и поэтому лишь одна пуля пробила аккуратную дырочку точно над переносицей девочки. Маленькую черную дырочку, из которой сразу устремилась вниз тонкая струйка крови. — Все. Уходим отсюда.

— Какого черта! — прошипел я, еще не в силах поверить, что ЭТО произошло, хотя на уровне подсознания отдавал себе отчет в том, что и посудомойка, и повар должны умереть. Они были приговорены априори уже в самом начале побоища в обеденном зале, обретая с этого момента статус случайных свидетелей. Или потенциальных покойников. Для всех, за исключением одного меня, второй вариант был куда предпочтительней. Он полностью вписывался в правила игры…

— Слава! Ау! — Джон подошел ко мне и подтолкнул меня в спину. — Уходим.

— Нет! Ну какого же черта!!!

— Аксиомы… Страшные аксиомы, к которым надо привыкнуть. Чтобы не умереть раньше отведенного срока. Ты должен поработать с нашим психологом. Он научит подавлять ненужную жалость. И ненависть… Быстро, уходим.

Я заставил себя сдвинуться с места. Слепо уткнулся взглядом в черный кафельный пол, чтобы, не приведи Господь, мне не попался на глаза тот кошмар, к которому я оказался причастен. Шаркая, словно старик, подошвами, еле-еле передвигая ногами, я сейчас стремительно убегал от смердящей трупами и взявшей весь мир на прицел «Ингремов» и «Сикемпов» действительности суперубийц-прагматиков, биороботов, из которых психологи успешно вытравили все чувства. И жалость… И ненависть… Я пытался сейчас убежать от себя. Понимая, что это мне не удастся. Я влип. Меня повязали убийствами ни в чем не повинных людей. И я никогда не смогу оправдаться от этого в первую очередь перед самим собой. Остается лишь плюнуть на все, поработать с психологом и продолжать развеселую прогулку по трупам…

Мы уже достигли середины обеденного зала, где нас дожидалась вся наша команда и плененный Хаджи, когда я резко развернулся, крикнул: «Сейчас!» и бегом помчался назад на кухню.

Мертвая посудомойка лежала на спине около холодильника, согнув ноги в коленях и неудобно подвернув под себя руку. Ее голубые глаза — весенние лужицы — глядели в неведомую даль, и в них я прочел не то укор, не то удивление. А на спокойном лице, как ни странно, не отразилось ни капли пережитого перед смертью ужаса. Красивая девочка. У нее, наверное, был парень, который любил ее. И она любила его. Но маленькая паршивая пулька, словно торнадо, смела все на своем пути, оставив лишь пожарища и развалины. И коченеющий труп в тапочках с разноцветными бантиками. И с маленькой дыркой во лбу.