Точка зеро - Стивен Хантер Страница 77

После чего он вкратце описал меры безопасности, намеченные на появление Зарси в Джорджтаунском университете, упомянув про взаимодействие с Секретной службой, использование прикрытия с воздуха и тому подобное.

— Но, мистер Мемфис, ведь этот Крус необычайно способный и изобретательный человек, разве не так? Воплощение эффективности подготовки в морской пехоте. В Балтиморе он едва не добился своей цели. Разве нельзя исключить, что, несмотря на все ваши усилия, он просто окажется лучше вас? — Это подал голос заместитель директора, до сих пор не произнесший ни слова.

— Что ж, — согласился Ник, — Крус действительно великий снайпер, однако в мире он лишь второй. А лучший — присутствующий здесь мистер Свэггер. Я надеюсь на успех.

На этом все кончилось. Ник сел на место, провожая взглядом расходящихся участников встречи. Боб догнал директора Национальной разведки профессионала Теда Холлистера, и оба некоторое время оживленно вспоминали далекие горячие деньки в Сайгоне. Из всех присутствующих они были единственными из той далекой забытой войны. Два старых ветерана с выцветшими воспоминаниями о зловонных джунглях, безликих деревушках и крестьянах в пижамах, умирающих, умирающих и умирающих.

Склонившись над столом, Свэггер протянул Холлистеру его портфель, и они вместе прошли к дверям. Казалось, оба готовы еще несколько часов говорить о прошлом, так что в конце концов Ник подошел к ним и сказал:

— Боб, нам пора.

Он поблагодарил Холлистера за вступительное замечание, которое, на его взгляд, существенно смягчило общее напряжение, после чего все обменялись рукопожатиями и Холлистер в гордом одиночестве направился к лифту, чтобы спуститься к своей машине и вернуться в здание президентской администрации.

Затем сопровождающие провели Ника и Боба тем же путем, от лифта на первый этаж, мимо памятника сотрудникам Управления, погибшим при исполнении своих обязанностей, и на улицу к поджидавшей машине, которая должна была отвезти их обратно в здание имени Гувера.

— От этого заведения у меня всегда мурашки, — пробормотал Ник.

— У меня тоже, — согласился Боб.

— Ну, что, ветераны Вьетнама, поболтали о былых временах?

— Очень интересный человек. Необыкновенно умный. Помнит Вьетнам гораздо лучше меня, но, должен сказать, он вряд ли выпил шесть тысяч галлонов дешевого бурбона, чтобы забыть весь этот кошмар.

— Так или иначе, каковы ваши заключения, доктор Гамлет? Вам удалось затронуть совесть короля? Есть какие-нибудь подозрения? Прогресс? Что угодно?

Боб покачал головой.

— Полный провал, и еще этот чертов Коллинз никак не желал заткнуть свой фонтан. Этот тип мне определенно не нравится. Он тут в самом «яблочке», и ему это не по душе. Все, что он говорил, было обращено к другим, а не к нам. В любом случае эти люди умеют себя держать. Чтобы их раскусить, нужен какой-нибудь психоаналитик из кино. Как мне показалось, Коллинз чересчур крут, но больше всего ужаса мне внушил Опер; он почти ничего не говорил, но у него характер убийцы, не знающего снисхождения. С таким человеком трудно работать, трудно просто находиться рядом, так что он действительно знает свое дело, иначе ни за что бы не поднялся так высоко. Остальные двое показались мне обычными бюрократами и политическими обезьянами высокого пошиба, а старик вел себя так обаятельно и любезно, что трудно заподозрить его в чем-либо помимо того, что он мой дед.

— Возможно, именно в этом и заключается его техника. Расхвалить, обольстить и тем самым напустить дыму и скрыть истинные мотивы.

— У меня мелькнула такая мысль, и все же я так не думаю. Уж слишком очевидно это было бы. По-моему, это приглашение сунуть нос в его дела. Он хочет этого. Нет, я так понимаю, это полная уверенность в себе, сознание того, что он, как большая шишка, абсолютно неприкасаем и поэтому может позволить себе быть душой вечеринки. А остальные держали карты близко к груди, поскольку им есть что терять.

— Так что результат твоей «теории» заглянуть в глубь ситуации — нуль.

— Совершенно верно, — подтвердил Боб.

— Вот и хорошо, потому что это навело меня на одну мысль.

— Да поможет нам всем Господь.

Окружная ярмарка Уилливоу,

Уортонсвилл, штат Западная Вирджиния,

19.00

Доктор Фейсал как сквозь землю провалился.

— Быть может, Аллах указал ему новый путь, — предположил профессор Халид.

Обеспокоенный исчезновением Фейсала, Биляль даже не улыбнулся.

Вокруг ослепительно сияли фонари. Странные машины, не имевшие никакой другой цели, кроме как мчать людей с головокружительной скоростью, чтобы те вопили и визжали, крутились словно сумасшедшие, сверкая неоновыми огнями, никуда не перемещаясь, а снова и снова двигаясь по кругу. В воздухе висел запах табачного дыма, приторного кукурузного сиропа, сладкой ваты, благовоний, подсоленной картошки, обжаренной в масле, сосисок в тесте — и многого другого, также запретного.

— Что будем делать? — поинтересовался Халид. — Встанем на колени и обратимся к Мекке?

— Не лучшее место, чтобы устраивать перерыв на молитву, — возразил практичный Биляль.

Здесь, в самом сердце Америки, в окружении толп ковбоев и фермеров, а также их женщин и пухлых детей, трое слегка растрепанных и не слишком чистых путников остановились в поисках мягкого мороженого, дабы избежать очередного скандала, которым пригрозил доктор Фейсал. Возможно, этот человек и гений, но он определенно никак не мог обойтись без мороженого.

— Его унесло, — сказал Халид. — Фьють — и все.

Это действительно так. Они стояли, оглушенные зрелищем этого таинственного праздника с буйными красками, которых никогда не увидишь в природе на фоне ночного неба, и толпами упитанных американцев, невинных в своих простых радостях. Они искали мягкое мороженое. Им не были нужны сосиски в тесте, пирожные с кремом, замороженные шоколадные батончики на палочках, воздушная кукуруза, орешки в сахарной глазури, пончики, гамбургеры, жареные сардельки, имбирные человечки, цыплята-гриль и все прочие съедобные вещи. Затем Фейсал сделал шаг вправо, и его увлек прочь людской поток. Вскоре он пропал из виду.

— Вы можете молиться стоя? — спросил Биляль.

— Нет, — ответил Халид. — Это запрещено, к тому же я не молюсь.

— Не Аллаху, но какому-то другому богу. Не знаю, Иисусу, Марксу, Иегове, Одину или кому-нибудь в таком же роде.

— Тебе известно об Одине, Биляль? Поразительно. Ты кажешься мне таким простым парнем.

— Я тоже когда-то учился, и весьма неплохо. Буду молиться Аллаху стоя, веруя в то, что в данной ситуации это допустимо. А вы помолитесь Одину, Йоде [60]или еще кому-нибудь, мне все равно; просто помолитесь немного, вместо того чтобы делать замечания.