Большой шухер - Леонид Влодавец Страница 8

— А что, откровенность не наказуема, — осклабился Сэнсей. — Изложи подробнее, может, придем к консенсусу…

— Давай спляшем от Гребешковой версии. Все по делу, убедительно и

толково. Если этот самый Ростик рванул когти из столицы, захватив с собой трудовые сбережения, и решил по дороге в Штаты заехать в нашу родную область, дабы прибрать, условно говоря, брюлики, то, надо думать, в газеты объявления не давал. Согласен?

— Как дважды два, — кивнул Сэнсей.

— Однако нам приходит команда его вести, не брать, а только тихо смотреть, куда он пойдет, с кем повстречается. И Ворон, как я уловил, насчет того, чтобы его сцапать, отвезти сюда, в «Куропатку», и допросить по делу, был против. Так?

— В натуре. Дальше валяй…

— О том, что из нас топтуны никакие, ты ему докладывал? Докладывал, хотя Ворон не лопух и сам бы мог догадаться. Однако же он погнал волну: «Делай, блин, и не выступай!» Кроме как подставой это ничем не пахнет. Спалить нас Ворон хочет.

— Пока, братан, — нахмурился Сэнсей, — это дешево смотрится. В принципе Ворон, если очень захочет, может нас пописать даже без повода. Тихо, мирно и подальше от «Куропатки», где за нас случайно сорок бойцов заступиться могут. И сделать это так, чтобы мы не заподозрили ничего. Чтобы, скажем, Федя, который за меня останется, его напополам не разорвал по неграмотности. Да и вообще… На фига ему все это затевать?

— Да потому, Алеша, что мы ему нужны как козлы отпущения. Прикрытие мы для него. Скажем, попросила его Москва постеклить слегка за Ростиком, поглядеть, откуда он брюлики вынет, а потом взять с камнями и купюрами. Логично, командир?

— Около того.

— Ворон, узнав, что у него такой ценный кадр на территории появится, решил маленько набарахлиться. А нас подставить. Вот, мол, эти лохи упустили, я ни при чем. Хотя, может, у него другая команда ходила за Ростиком…

— Понял, — оборвал Агафона Сэнсей. — Все умно, только одно невпротык: чемодан с баксами. Его надо было прибрать, а не отдавать ментам в качестве вещдока. Или тут другая игра, по другим козырям. Короче, у нас словоблудия до хрена, а толку — чуть. Насчет идеи слинять, считай, что я не слышал. Во-первых, это не так-то просто, а во-вторых, западло. Сами себя и подставим, если на то пошло.

Он очень нехорошо посмотрел на Агафона, словно бы договаривая мысленно: «А задумаешь, сучара, сам ноги сделать — я их тебе вырву и спички вставлю!»

С удовольствием отметив, что Агафон от этого взгляда поежился, Сэнсей продолжил:

— А вообще, мужики, пора думать над тем, где и как искать. Нас простят, если мы хотя бы «хвост» ухватим. А если по ходу дела определим, что нас действительно подставляли, то можем и сами в игрушки поиграть…

Городской Парк культуры и отдыха имя пролетарского писателя никогда не носил. Это в Москве был ЦПКиО им. А.М.Горького, чтобы отличать его от других ПКиО типа «Сокольников» и «Измайлово», а тут, в облцентре, других парков культуры и отдыха не было.

Старожилы, утирая ностальгическую слезу, утверждали, что перед войной и даже после войны это было вполне приличное и культурное место. Более того, многие из особо ностальгирующих утверждали, что именно здесь, в Парке культуры и отдыха, они ощущали себя гражданами страны победившего социализма.

Парк был разбит на окраине города. Сейчас в это не верилось, потому что давно все привыкли считать этот район почти что центром. По призыву партии, комсомола и профсоюзов рабочий класс ежедневно выделял по триста человек на благоустройство парка, которым сохранялась зарплата по основному месту работы. Производственную норму за того, кто трудился в парке, выполнял коллектив его бригады. Трудились ударными темпами, на субботники и воскресники туда сходилось почти все трудоспособное население. С оркестрами, песнями, знаменами, лозунгами и транспарантами: «Возведем очаг социалистической культуры!», «Долой старорежимную пьянку — даешь культурный досуг!», «Парк культуры — пролетарский удар по мракобесию и поповщине!».

Каких только чудес не было в Парке культуры! И парашютная вышка ОСОАВИАХИМа высотой в двадцать метров, и стрелковые тиры, где можно было от души пострелять из малокалиберной винтовки по силуэтам буржуев, белогвардейцев и фашистов. И карусели-качели для детей, и почти настоящие «виражные самолеты», «мертвые петли» и «иммельманы». Пруд с лодками и водяными велосипедами, а также дощатым бассейном с восемью плавательными дорожками. Клумбы с цветочками и гипсовыми вазами, подстриженные шпалеры кустов, деревья, аккуратно побеленные на метр от земли, желтые скамеечки и симпатичные чугунные урны. Можно было сразиться в шахматы, шашки и домино, попить пива или лимонада, чайку с баранками. Зимой по парку были проложены освещенные лыжные трассы, работал каток, где иногда играл духовой оркестр. Для детишек устроили деревянные и снежные горки. На эстрадах выступали лекторы и массовики-затейники, артисты из областной филармонии и самодеятельности. Кино показывали: «Чапаева», «Трактористов», «Волгу-Волгу», «Цирк», «Вратаря», «Ленина в Октябре», «Александра Невского». Под Новый, 1941 год даже карнавал провели с елкой и фейерверком…

В войну парк сильно сдал. Гуляли тут мало. Военруки из средних школ выводили сюда старшеклассников заниматься военным делом, в бывшей дирекции разместили штаб МПВО города. Правда, воздушных налетов на город во время войны не было и бомбы в парк вроде бы не падали, но все-таки у тех, кто вернулся в родной город после войны, парк вызывал горечь.

Но его сумели восстановить и сделать почти таким, как до войны. Даже еще чуточку приукрасить. Например, соорудили два фонтана, окруженные клумбами, а напротив главного входа установили (посреди большой клумбы в форме пятиконечной звезды) трехметрового бронзового Сталина в фуражке и шинели, с загадочной улыбкой и поднятой рукой. Он словно приглашал всех с кавказским гостеприимством: «Заходи, дорогой, гостем будешь!»

Вот с него-то, как утверждали старожилы, и началось разрушение парка.

В 1961 году пришло с верхов распоряжение — убрать Сталина. Темной ночкой подъехали на грузовике солдаты, подогнали мощный кран и увезли Иосифа Виссарионовича. Говорят, сразу в переплавку, на патронный завод, гильзы делать. А может, и врали. Факт тот, что остался пустой постамент, на который долго ничего не ставили.

То ли от того, что зоркое око Вождя перестало следить за порядком, то ли от того, что его преемникам все стало по фигу, но парк медленно и неуклонно разрушался. Срезали автогеном парашютную вышку, распилили на секции и… бросили ржаветь. Лекторы и артисты стали появляться все реже, потому что могли предложить публике только то, что она могла, не выходя из дому, увидеть по телевизору. Единственное нововведение хрущевских времен — молодежное кафе — очень быстро превратилось в пивняк самого запойного пошиба. Фонтаны засохли и проржавели, лодочная станция сгорела, лодки рассохлись, пруд преобразовался в зачаток болота. Главным культурным мероприятием стали танцы, а спортивным — драки после танцев.