Ликвидатор - Александр Тамоников Страница 8

К сожалению, порой это самое томление заканчивалось плачевно. На моей роже до сих пор красуется парочка шрамов после всякого рода приключений, в непогоду ноют сломанные ребра, иногда болит голова. И все же весь кайф был именно в нем – в томлении. Ради него я бежал из дома, нырял в непроглядную ночь, стойко терпел невзгоды, боль.

Наконец-то наступал долгожданный момент. Я одевался, выходил из однокомнатной квартирки, доставшейся мне за безупречную службу Родине, поворачивал в замке ключ и сбегал по ступенькам лестницы. Навстречу выплывала ночь с ее удивительным бархатом, тяжелой тканью, струящейся сквозь пальцы.

Затем я шел настолько знакомым маршрутом, что мог бы проделать его с закрытыми глазами. Томление достигало пика. В экстазе я хотел орать на весь спящий квартал, разбить камнем чье-нибудь окно или сплясать что-нибудь этакое.

Сейчас я прекрасно понимаю, что тогдашняя жизнь была сущим адом. Долго я не протянул бы, сдох бы в одну из холодных ночей где-нибудь на лавочке в сквере. Но в тот период мое беспробудное пьянство казалось нормой не только мне.

В России алкоголизмом не страдают. У нас им наслаждаются.

После скоропостижного сокращения подразделений управления спецмероприятий в Петровске нас осело трое. Мы не теряли связь, частенько перезванивались, встречались на нейтральной территории и со временем облюбовали для таких мероприятий небольшой уютный ресторанчик «Восточная кухня».

В этом заведении не было особенного шика. Повара, невзирая на яркую вывеску, не готовили изысканных национальных блюд. Обслуживание было ровно таким же, как и в десятках других ресторанов города. Просто он удобно располагался на равном удалении от наших жилищ. Да и цены на алкоголь и жрачку во времена любых кризисов тут оставались приемлемыми. Это и было причиной того, что все приятные события, изредка разнообразящие нашу «счастливую» гражданскую жизнь, мы праздновали под сводчатыми потолками данного ресторана.

Так продолжалось довольно долго. Мы созванивались, находили мало-мальски значимый повод, встречались в любимом кабаке и бухали там до потери пульса.

Позже у нас начались серьезные неприятности. Сначала у одного из моих товарищей случился инсульт. Он так завис в нейрохирургии, что провел в реанимации двадцать четыре дня. Все никак не мог определиться: куда ему? Остаться с нами или присоединиться к большинству, находящемуся в мире ином. Мужик до сих пор жив, но полностью оклематься не получилось – еле ходит с палочкой. Инвалид первой группы.

Еще через полгода я лишился второго сослуживца. Отмечали вместе какой-то праздник, попрощались, мирно разошлись. А на следующий день его нашли в гараже. Причем в чужом, соседском. Угорел. Вместе с соседкой. Так иногда бывает. Любовники, которым негде уединиться, занимаются сексом в машине, в закрытом гаражном боксе. Заводят двигатель, чтобы не замерзнуть. Под утро забываются после любовных утех и не просыпаются. А потом куча зевак стоит и глазеет, как их вытаскивают из смертельного любовного гнездышка.

Так я остался один. Иногда по утрам, пока еще был трагически трезвым, я захаживал к больному приятелю, приносил ему фрукты, йогурты и всякую диетическую гадость. От него опять тащился известным маршрутом в «Восточную кухню».

В ресторане почти все и всегда происходило словно под копирку.

– Привет, Стас! Как поживаешь? – говорил, завидев меня, официант «Восточной кухни».

– Привет, Антон! – Я кивал в ответ, заказывал бутылку недорогого алкоголя, затем шел в полумрак зала в поисках свободного местечка.

В зале всегда было накурено, стоял гул полупьяных голосов.

Я прекрасно знал, что официант даже не глядел мне вслед. Его приветствие и вопрос – ничего не значащие фразы, машинально произносимые при виде каждого посетителя. Он говорил это всем, кого видел хотя бы второй раз в жизни. Правда, надо отдать должное его памяти. Называя имена, приклеенные к внешности, Антон ни разу не ошибся.

При наличии свободных мест я всегда выбирал столик подальше, где меня никто не потревожил бы. Настоящих старых друзей со мной больше не было, новых я не заводил. Да и не было на горизонте людей, подходящих для этого.

С каждым глотком алкоголя в мышцы возвращался давно забытый тонус, тело обретало гибкость. Спиваясь, я уверенно ступал по проторенной дорожке, где знал каждую кочку и ямочку. Спустя четверть часа мне становилось хорошо. Улетучивались непреодолимые сложности, забывалась беспросветная нищета. Я вновь обретал уверенность в себе и погружался в иллюзию благополучия. Угрюмые лица людей, сидевших за соседними столиками, превращались в приятные и приветливые. А после третьей порции мне начинало казаться, что я вообще никогда не покидал этого заведения.

– Антон, будь любезен – еще бутылочку! – говорил я и призывно вскидывал руку.

Тот кивал, и вскоре на моем столе вместо опустевшей появлялась новая бутылка.

Шмара, сидящая по соседству, строила мне глазки. На некрасивом лице с излишками косметики блуждала похоть. В мутных глазах плескалась смесь из пива, дешевых коктейлей и еще бог знает чего. Она подмигивала, намекала, что просто жаждет активных действий с моей стороны.

Не дождется. Даже в крайней степени опьянения я был разборчив в выборе подруг для продолжения банкета.

Примерно по такому плану проходили все мои вылазки в «Восточную кухню». Домой я возвращался далеко за полночь. Один или с дамой, коей суждено было стать моей подружкой ровно на одну ночь.

Секс в моей однообразной жизни красной строкой прописан не был, но в небольших количествах присутствовал. Исключительно ради физиологических потребностей организма.

И вообще, если бы меня спросили, согласен ли я променять секс на пару банок варенья, то я, естественно, отказался бы. Потому что мое любимое – алычовое – сейчас стало редкостью.

Иногда по дороге домой случались приключения в виде потасовок или конфликтов с сотрудниками органов правопорядка. Помню, однажды меня после изрядного возлияния остановил наряд, состоявший из двух парней, совсем молодых, только что после армии. Тогда они еще назывались милиционерами. То, что им не приглянулся я – полбеды, как-нибудь договорились бы. Куда хуже было то, что они не понравились мне.

Чем? Сейчас и не помню. Скорей всего, высокомерным поведением, присущим именно таким вот желторотикам не только в одной милиции.

Посему договориться у нас не получилось. После короткого, но содержательного разговора я доковылял до хаты. Им же пришлось какое-то время приходить в себя под скамейкой, на грязном асфальте. Уложить их туда мне, даже пьяному, не составило особого труда.

Конфликты подобного рода крайне редко заканчивались в травмпунктах или больницах. Однако это тоже случалось.

Не знаю, сколько продолжалось бы это безумие. Год, два, от силы три. А потом я, наверное, замерз бы под каким-нибудь забором или загнулся бы с похмелья от сердечной недостаточности.

Да, все так и случилось бы – в этом я уверен на все сто. Если бы не один телефонный звонок. Странный и неожиданный.