Чувства замедленного действия - Виктор Снежко Страница 8

– Хор-роший самовар, – удовлетворенно произнес он, возвращая оружие Ратникову.

Сергей проверил у всех магазины, которые всегда должны быть под завязку набиты патронами. В случае чего заряжать будет некогда. Скомандовал:

– К машине!

У самой кромки неожиданно выкинул коленце Куликовский. Вместе с комиссаром он шел сзади, приотстав от остальных метров на десять.

– Не разорвалась, кажись, – пробурчал он себе под нос и что-то яростно поддал ногой.

Обомлевший Новиков увидел, как по бетонке, кружась юлой, покатилась граната для подствольника.

– Охренел совсем, твою мать?! – крикнул он, не отрывая завороженного взгляда от замершей в траве гранаты. – А если бы рванула? Сказано было – перешагивать!

Куликовский тихо прошептал побелевшими губами:

– Не подумал, Вадим. Отлично понимал, что это граната, а взял и пнул… Как булыжник. У тебя вино есть?

Из наколенного кармана Новиков достал плоскую флягу и протянул ее Куликовскому. Неверной рукой тот свинтил крышку и, опрокинув голову, приложился к горлышку, гулко глотая хмельную жидкость. Глядя на его кадык, ходивший вверх-вниз по тощей шее, Новиков мысленно благодарил ангела-хранителя.

Благоразумно держась подальше от злополучной гранаты, они двинулись к «Малышу», возле которого в ожидании дымили сигаретами ребята.

– Чего задержались? – спросил Ратников.

– Шнурок лопнул на берце, – нашелся комиссар, решив избавить Куликовского от неминуемого зубоскальства.

Внезапно очередной порыв ветра донес тихий рокот: на аэродром со стороны Моздока заходила «вертушка». Темно-зеленая стрекоза, перемалывая упругими винтами воздух, выжидающе зависла в сотне метров от земли.

– Уходить надо, Иваныч, беда будет! – не выдержав, крикнул Ратникову Калачов.

– Спокойно, – отозвался взводный. – Будет две беды, если мы пустимся наутек. Это наша «вертушка», у боевиков их нет. Примут нас за «духов», догонят и раскатают, как бог черепаху.

Обстановка накалялась. Никто не предпринимал активных действий, опасаясь спровоцировать нападение. Милиционеры, не защищенные броней, стали понемногу смещаться за «Малыша», чтобы иметь перед собой хоть какую-то защиту.

Громила сорвал с плеча РПК, вьюном скользнул под машину и распластался за колесом, выставив в сторону вертолета пулеметный ствол.

– «Не хватало еще, чтобы свои перестреляли нас, как куропаток», – озабоченно подумал Сергей.

Решение подсказали вертолетчики.

– Ту-ту-ту-ту, – зашелся глухим лаем их бортовой пулемет и тут же смолк. Неторопливо, но убедительно. Били не прицельно. Скорее, для острастки.

– «Крупнокалиберный», – машинально отметил про себя Сергей.

Следующая очередь могла иметь конкретного адресата. Медлить было нельзя.

– Быстро в окоп! – приказал он и первым, подавая пример остальным, в четыре гигантских прыжка достиг спасительного укрытия.

– Рассредоточиться через десять метров!

Выглянув из-за бруствера, он увидел, что «вертушка», косо развернувшись к ним правым бортом и тем самым существенно улучшив сектор обстрела, стала медленно снижаться.

– Огонь не открывать!

Сергей провел ладонью по мокрому лицу, словно снимал невидимую налипшую паутину.

В небо, оставляя за собой вихляющийся дымный след, взмыла красная ракета. Не успела она погаснуть, как Ратников крикнул комиссару:

– Вадим, ответь тоже красной!

Новиков рванул кожаную застежку кобуры, торопливо достал пистолет-ракетницу. В следующее мгновение из окопа взлетела ответная красная ракета.

Этот цвет федералы предпочитали всем другим. Ракеты зеленого огня олицетворяли собой цвет исламского знамени, поэтому ими пользовались редко, только в специально оговоренных ситуациях. Глупость? Безусловно, но на войне и не такое можно увидеть.

Из вертолета выпрыгнули двое в камуфлированной форме с автоматами на изготовку. Они неторопливо преодолели половину пути от «вертушки» до окопа и остановились у обгоревшего «МиГа», готовые в любую секунду укрыться за обломками самолета. Энергично зажестикулировали руками, не оставляя сомнений в своих намерениях – приглашали на переговоры.

Ратников двумя руками оттолкнулся от окопной стенки, одним прыжком вымахнул наверх, отряхнул с себя прилипшую землю.

– Прикрывайте, на всякий случай. Я пошел, – отдал он распоряжение своим подчиненным перед тем, как двинуться навстречу камуфлированным.

Он шел медленно, ощущая указательным пальцем холод спускового крючка. На девяносто девять процентов Сергей был уверен, что идет к своим, но оставшийся один процент все-таки вползал в душу мерзким червем сомнения.

В то время когда Ратников шагал к вертолету, старшина Косихин лениво топтал толстыми подошвами ботинок перронный асфальт. Между вокзалом и столовой в ряд тянулись низкие столики местных коробейников. Каждое утро они раскладывали на импровизированных прилавках нехитрый ассортимент: жвачку, пиво, сигареты, чай. Предлагаемый товар был ходовым, этим неизменно пользовались чернобровые торгашки. Квартировавшие на Станции милиционеры являлись постоянными покупателями, поэтому цены были подняты на фантастическую высоту. Деваться было некуда – покупали, оплачивая почти по тройной цене чай и курево.

Внимание Косихина привлек колесный трактор с телегой, остановившийся перед закрытым шлагбаумом третьего поста. На прицепе стояло хлипкое дощатое сооружение, окрашенное голубой краской, по конструкции напоминавшее скворечник.

«Торговый киоск, – догадался Косихин. – Прибыла еще одна охотница за нашими денежками». Коммерцией здесь занимались только женщины, мужчинам за прилавком стоять было зазорно и непозволительно (кто воевать будет?)

Из блокпоста вышел Беляков, перебросился парой фраз с трактористом и поднял перекладину шлагбаума, освобождая проезд. Допотопный МТЗ, напоминавший облезлого бродячего пса, грохоча износившимися поршнями, подрулил к четырехквартирному дому, обшитому желтой вагонкой. Трое чеченцев, играючи, сняли с прицепа скворечник и установили его у потемневшего от времени штакетника. Руководил работой высокий мужчина в норковой шапке и кожанке, его указания выполнялись беспрекословно.

Не видя в этом больше ничего интересного, Косихин вернулся в расположение взвода, юрким ужом вполз в спальный мешок и моментально уснул. Спать он был великий мастак. Дрыхнуть мог сутками, просыпаясь на короткое время для того, чтобы принять очередную порцию пищи и отнести в известное заведение ранее принятую и отчасти переработанную организмом.

На этот раз он недолго пробыл в объятиях Морфея. Его растолкал Костин и приказал наколоть дров. Несмотря на ощутимую близость апреля, ночью температура опускалась до минусовой отметки, а ветер с Каспия был предельно насыщен влагой.