Утро без рассвета. Колыма. Книга 1 - Эльмира Нетесова Страница 80

— Само собою.

— А я здесь… С каждым солнцем — Армении привет передаю. У нас здесь с Ереваном на восемь часов разница. Когда мы начинаем работу, вы еще спите. Мы заканчиваем день — вы просыпаетесь. Так что мой привет к вам успевает вовремя. И Новый год мы здесь встречаем раньше, чем мои земляки.

— Везет тебе!

— В чем?

— Дважды Новый год отмечаешь. Свой — Камчатский и армянский! — рассмеялся. Яровой.

— Это ты верно сказал. Тут я выгадал! — смеялся капитан.

Судно приближалось к берегу. Навстречу ему, словно для

приветствия, показались из-за поворота три скалы. Они, будто по росту выстроились.

— Видишь?

— Ну скалы!

— Не просто скалы. Их зовут «Три брата». Они последними провожают нас в море. И первыми встречают. С ними мы особо здороваемся. Гудками. Три даем, как друзьям На них чайки только живут. А чайки — спутницы наши. Наши подруги. Судьба кораблей. А дом друга — уважением пользуется. У всех, кто с морем связан.

Судно заметно сбавило скорость. Приближалась бухта.

И снова заходила под ногами палуба.

— Держись! Здесь всегда немного качает. Но мы привыкли! — смеялся капитан.

А у Ярового опять рябь перед глазами пошла. Приближающийся берег заходил ходуном перед глазами. К горлу тошнота подкатила.

— Крепись, земляк!

— Да ничего, — силился улыбнуться Яровой. Лицо его заметно позеленело.

— Через час будем на берегу!

— Час!

- Да!

— Так много, — Аркадий, вцепившись в поручни, стал считать, чтобы хоть как-то отвлечься от неприятных ощущений.

А качка продолжалась. Палуба лихорадочно вздрагивала. Но вот она внезапно успокоилась. Яровой глянул на берег. Из-за дымки уже отчетливо вырисовался город. Петропавловск-Камчатский. Дома, выстроившись рядами, взбежали на сопки, вроде оттуда, свысока, постоянно наблюдали за морем, за всем, что там происходило. Любопытные окна домов, как ожидающие глаза рыбачек, встречали каждое судно.

Рыбаки все до единого вышли на палубу. Вглядываются в берег. Такой знакомый до каждой мелочи, такой родной, как собственное сердце, такой долгожданный. Лица мужчин… Какие они разные. Вон лицо капитана «рээски», то хмурится, то улыбается. А у радиста — красными пятнами покрылось. Пристально в берег всматривается. А вон и кок плавбазы. Прячет за спину красные, пропахшие жареной рыбой руки. В берег уставился. Улыбается. Глупо и простодушно.

Аркадий вздрогнул от неожиданности. Судно дало длинный гудок, поздоровалось с берегом. Яровой увидел громадную толпу людей, собравшихся на берегу. Мужчины, женщины, дети пришли встречать плавбазу. Своих рыбаков. Отцов, сыновей, мужей и братьев. Кто-то рукой машет, кричит. А вон старушка глаза платком вытирает. Ребенок звонкоголосо отца зовет. Не терпится ему скорее его увидеть. Смех, шутки, слезы — все слилось в единое ожидание. Считанные минуты остались до встречи, но они оказались самыми долгими. Томительными, трудными. Плавбаза тихо подходит к пирсу.

— Стоп машина! — звучит голос капитана. И сразу стало тихо. — Отдать швартовые!

Лицо рыбаков — сплошное нетерпение. На берегу гул нарастает:

— Миша, родной! — слышится чей-то голос с пристани.

— Папка! Папа! — вырывается из рук женщины мальчишка. И рвется к судну.

— Генка! Алеша! Я здесь! — встречающим не терпится.

— Спустить трап! — слышится последняя команда капитана.

Скрипя, грузно покачиваясь на цепях, лег трап. Будто протянул руку берегу. И вмиг все смешалось в кутерьме встречи. Кого-то женщина обняла. Живой вернулся! А она плачет навзрыд. Рыбак успокаивает. Но куда там? А малыш-то! Малыш! Ухватил отца за шею. Обнял крепко. Нежным лицом к заросшей щеке накрепко прижался. Ручонки побелели от напряжения. Слезы за воротник отцу льет, чтоб мать не видела.

Ревнует мальчишка отца к морю. Видно у него руки крепче. Оттого и плачет. Никак не удержать отца на берегу. Любит он сына, но и без моря невмоготу. А сын прижался всем телом. Сердце от радости прыгает. Приехал! Вернулся! Жив!

А вон девушка, парня своего встретила. Целует при всем народе. Да и что тут особенного? Кто на них смотрит? Здесь нет чужих! А рыбаки поймут и не осудят. Ведь разлука была очень долгой.

А этот! Ну чудак! Ребенка из коляски вытащил, подкидывает. Тот хоть и мал, а соображает, кричать нельзя, пугаться — тем более. Отец — рыбак. Надо достойно держаться! Хотя страшно! Очень страшно! И намокли штаны у мальчишки. Но ничего! Бывает. Зато характер выдержал. Настоящим рыбаком вырастет!

Кого-то не дождались. С трапа на руках несут. А этих уже подкидывают. Понятно! У них день рождения сегодня. Этого старушка встретила. Больше некому. Теплые слезы на грудь сыну роняет.

— Прости. Боялась я очень.

Зато капитана плавбазы невозможно было разглядеть Его сыновья сразу подхватили. Смеялись, шутили. Только жена сквозь смех, слезы платком вытирала. Сердцу не прикажешь. Оно умеет переживать и радоваться одновременно.

Хотел Аркадий дать ему свой адрес, но куда там, к нему теперь не пробраться никакими силами. Встреча… Разве можно мешать? Да и кто он сейчас для капитана? Не время! Нет! Нельзя мешать встрече. Нельзя отнимать эти дорогие несколько минут. Их ждали так долго. Ждали в море! Ждали, считая дни, часы и минуты.

Не мешай, Яровой. Этими минутами рыбаки живут в море долгие месяцы. Помнят все. Тепло рук и губ. Улыбки и слезы. Каждое слово, каждый взгляд родных и любимых. Отвернись, Аркадий. Сейчас, здесь, ты на чужом балу. И не сердись! Ты тоже ждешь встречу. Свою встречу. На другом краю земли…

Аркадий последним сходит по трапу. Его здесь никто не ждет, никто не встречает. Скрипят под ногами кованые ступени. Капитан Беринг Открыл наш дикий берег, Что за чудо-капитан! А в этот берег дикий, Стучит волною тихой — Ужасно тихий океан…

Поют у трапа парни во все горло. Так они брата встречают. Ну что ж! Кто как может!

Аркадий ступил на берег. Земля! Как долго ждал он встречи с тобой! Земля! Как хорошо, что у каждого моря есть свой берег, а у каждого пути свой конец! Земля! Как ты надежна!

Ярового еще покачивает и он еще пошатывается, а ноги предательски дрожат. И отчего-то он идет чуть-чуть вразвалку.

Но эта земля! Она не приснилась! Она вот, под ногами, ее, если захочешь, потрогать рукой можно. Живую, настоящую. Следователь тихо идет по пирсу. Свернул на аллею. Потом на сопку. Тут тихо и одиноко. Вокруг ни души. Лишь деревья, укрыв его от чужих взоров молодыми кронами, тихонько перешептываются.

Аркадий садится на землю. Она еще не согрета настоящим теплом. Весна сюда сделала лишь первый робкий шаг. И украсила землю наспех. И все же — это земля!

— Здравствуй! — говорит ей Яровой и думает: «Северная, или южная, близкая или дальняя, ты всегда была и останешься домом человеческим. Самым дорогим. По тебе мы делаем первый шаг в жизни, в тебя и уходим! Ты радость и печаль наша. Ты мать и дитя рода человеческого. И мы, как твоя частица, капля крови твоей, до смерти с тобой неразлучны. В море ли, в небе, мы остаемся твоею теплинкой, дыханием твоим. Ты понимала и принимала любого. К тебе, как к матери на колени, клали головы герои и подлецы. Ты всех жалела и прощала. Всем давала приют и отдых. Берегла сон. Сколько смеха и слез застыло на груди твоей! И никому о том не сказала. Земля! Ты добра и терпелива. Приветлива и щедра! Ты большая, единая и единственная мать человеческая. Спасибо тебе, Земля! Прими и меня! На северной окраине твоей я навсегда останусь земным сыном твоим. Спасибо тебе за приют. За то, что дождалась! За то, что малым теплом и тем со мной поделилась. Останься мне матерью. И сохрани!»