Без Любви - Борис Седов Страница 9

Я снова принял стойку, а он сказал своим скучным голосом:

- Эмоций больше, чем техники. Хорошо для уличной драки, но не годится для воина. Воин должен сохранять хладнокровие. Кроме того, у вас плохое дыхание. Вы курите?

Я помялся и ответил:

- Да. Я не курил почти десять лет, но когда пошла вся эта байда, закурил снова.

И я вспомнил, как еще на втором курсе Первого Меда нас повели в прозекторскую и показали, как вскрывают труп. Двое девочек тут же кинули харч, еще одна упала в обморок и ушибла свою глупую голову об угол мраморного стола, а я, увидев, во что превратились легкие заядлого курильщика, которые услужливый патологоанатом поднес к самому моему носу, в этот же день бросил курить. А теперь я дал себе клятву, что если выпутаюсь из этой истории, то снова брошу. Гадом буду!

Инструктор помолчал и сказал:

- Курить желательно бросить, но это ваше личное дело. А по теме занятия повторяю - воин должен сохранять хладнокровие.

Воин?! Да что за цирк они здесь устроили! То - не кури, то - воин! Тоже мне, "китайский городовой"! Я разозлился и бросился на Инструктора очертя голову. Это меня и погубило.

Я в него не попал. Зато он со скоростью сыплющейся на пол картошки осыпал меня мелкими ударами. Начал он с ключиц, потом ниже, ниже и закончил где-то в районе мочевого пузыря.

Мне неожиданно поплохело, и я решил прилечь на пол. А когда прилег, то вдруг захотелось спать, что я и сделал.

Очнулся я лежащим на спине. Состояние было таким, что лучше не вспоминать - даже сейчас, как представлю, дурно становится. Состояние было хуже, чем после удара по яйцам. А о том, что это такое, знает каждый мужик. Так что повторяю - было хуже.

Первое, что я увидел, открыв глаза, - лошадиную морду Инструктора. Он задрал мои ноги, прижал к своему животу и с невозмутимым видом обрабатывал мои пятки и ступни. Массировал, постукивал, пощипывал. И боль, к моему удивлению, уходила. Как будто кто-то ее ложкой вычерпывал! Оставалось надеяться, что и травматических повреждений мне удалось избежать.

- Хватит, пусти! - Я дернул ногами. - Оставь, кому говорят!

Но он все-таки довел реабилитационную процедуру до финиша. Поднявшись, я чувствовал себя довольно сносно. Нацепил кроссовки и плюхнулся на стул. Инструктор пристроился где-то сзади, а генерал, как просидел за столом всю нашу схватку, так сидел за ним и сейчас, только окурков в пепельнице прибавилось. Было три, а стало пять. Так сколько же я провалялся?

- Инструктор обучит тебя всему, что может пригодиться на задании, - сказал Арцыбашев. - Настоящего воина он из тебя, конечно, не слепит, но кое-что ты будешь уметь.

Мне показалось, или Арцыбашев при слове "воин" действительно усмехнулся?

ПОСТОЙ, ПАРОВОЗ,

НЕ СТУЧИТЕ, КОЛЕСА!

Лето 2002 года. Поезд Санкт-Петербург - Ухта

В стакане уже второй час назойливо звенела чайная ложка.

Когда я погружался в размышления, то переставал слышать это негромкое звяканье, но стоило отвлечься от невеселых дум, как негромкое, но занудливое дребезжание снова влезало в ухо и начинало нервировать меня.

Посмотрев вниз, я увидел, что нижний сосед, одетый в пижамные брюки и растянутую майку, спит, широко открыв рот и закинув толстые руки за голову. Под мышками у него торчали густые рыжие заросли, и, судя по всему, о существовании дезодорантов он даже не слышал. Я невольно поморщился и, подумав полминуты, спрыгнул в проход между полками. Решил выйти в тамбур покурить.

Взяв со столика пачку "Мальборо" и зажигалку, я вытащил из стакана чайную ложку и аккуратно положил ее рядом. Лежавший на другой нижней полке черноволосый плотный мужичок, читавший какой-то женский роман с изображением слащавой парочки на мягкой цветастой обложке, покосился на меня, но ничего не сказал. Это был его стакан.

Санек, занимавший вторую верхнюю полку, дрых без задних ног, уткнувшись носом в стенку. Он был не дурак поспать, но, когда дребезжание ложки прекратилось, проснулся, повернулся на другой бок и уставился на меня сонными глазами.

- Пойду покурю, - сообщил я ему и, выйдя из отсека, направился по длинному проходу плацкартного вагона в дальний тамбур.

Проходить по вагону было не так просто, как могло показаться. Из каждого отсека в проход торчали ноги в разнообразных носках, а иногда и без них.

Наконец бесконечный проход закончился, и я ухватился за ручку двери, ведущей в тамбур. С трудом повернув ее, я распахнул дверь.

В тамбуре было несколько прохладнее, чем в вагоне. В углу тамбура притулился солдатик и курил сигареты без фильтра. Их аромат тоже нельзя было назвать особо приятным, но к запаху дешевого курева Знахарь привык уже давно. На зоне курили и не такое.

Я вытащил из пачки сигарету, прикурил ее и с удовольствием втянул в себя терпкий горячий дым.

Солдатик зыркнул в мою сторону и затянулся "Примой".

На фасаде воина можно было увидеть множество красивых и блестящих значков. Чтобы честно заработать их все, солдатику пришлось бы прослужить в армии лет восемь. Наверное, набрал у сослуживцев, чтобы поразить какую-нибудь Клаву прямо в сердце, а точнее - в трусы. Парадно-выходная форма была отутюжена, и на ней было множество тщательно запаренных складок, находившихся в самых невероятных местах. Завершал наряд сверкающий аксельбант внушительного размера, который и должен был, по всей видимости, добить Клаву и сделать ее абсолютно доступной для истосковавшегося по девичьей ласке воина.

Усмехнувшись, я снова затянулся и просил:

- В отпуск или на дембель? Солдатик угрюмо повел взглядом в мою сторону, затянулся, потом выпустил кубометр вонючего дыма, подержал паузу еще немножко и солидно ответил:

- В отпуск. Пятнадцать суток.

- О, целых пятнадцать, - одобрил я, - а чем отличился?

- Да так, ничего особенного, - неохотно ответил солдат.

- Ну а все же? Или военная тайна?

- Да никакой тайны нет, - пожав плечами, ответил солдат, - беглых задержал, вот и отпуск дали.

Я начал догадываться, в чем дело.

- Это как, дезертиров, что ли? - удивленно спросил я, напустив на себя простецкий вид.

- Да нет, беглых зэков из соседней зоны, - ответил солдатик и достал из пачки новую сигарету.

- Ух ты, - восхитился я, - так это же опасно, наверное?

Солдат, почувствовав интерес к своей персоне, приосанился и, затянувшись, небрежно согласился:

- Ну что ж… Опасно, конечно, но служба.

- И что, - продолжил я расспросы, - много их было?

- А пятеро. Двух положил, а трое сами сдались.

"Сука. Пес смердячий", - подумал я, но ничем не выдал своих мыслей и спросил: