Голос скрипки - Андреа Камиллери

Глава 1

Что сегодня не его день, комиссар Сальво Монтальбано понял сразу, как только открыл жалюзи в спальне. Была еще ночь, до восхода оставался по крайней мере час, но темнота рассеялась и уже достаточно рассвело, чтобы можно было разглядеть небо, насупившееся тяжелыми от воды тучами. Там, за белесой полосой песка, - море, похожее на собачку пекинеса. С того дня, когда микроскопический представитель этой породы, весь в бантиках, прохрюкал что-то, что ему самому, видимо, представлялось лаем, и пребольно цапнул комиссара за лодыжку, Монтальбано всегда сравнивал с ним море, вот такое, взбудораженное короткими порывами холодного ветра, покрытое мириадами мелких волн, оседланных смешными барашками пены. Комиссар помрачнел еще больше, когда вспомнил о малоприятном деле, которое ожидало его сегодня утром: похороны.

Накануне вечером, обнаружив в холодильнике свеженькие килечки (горничная Аделина постаралась!), он с чувством и со вкусом состряпал из них салат, заправил его изрядной толикой лимонного сока, добавил оливковое масло и молотый черный перец (однако это потом, перед самой едой). Устроился было поудобнее, но все испортил телефонный звонок.

- Алё, синьор дохтур, это вы собственной пирсоной будете на телефоне?

- Да, я это, я, собственной моей персоной, Катаре. Говори, не сомневайся!

Катареллу в комиссариате посадили отвечать на телефонные звонки, ошибочно предположив, что там он сможет напортачить меньше, чем где-нибудь еще. И Монтальбано, доведенный несколько раз до белого каления, выбрал единственно правильный, как ему казалось, способ общения с Катареллой - разговаривать с ним на его же языке, стараясь не выходить при этом за рамки допустимого безумия.

- Прошу прощеньица и понятия, синьор дохтур.

Ага! Просит прощения и понимания! Монтальбано насторожился: если так называемый итальянский Катареллы становится церемонно-усложненным, понимай - дело будет не из приятных.

- Да не сомневайся ты, говори, Катаре.

- Вот три дня тому вас непосредственно искали, синьор дохтур. Не было вас. А я, однако, забыл вовсе доложить.

- Откуда звонили-то?

- Из Флориды, синьор дохтур.

Монтальбано так и сел. Короткой вспышкой промелькнуло: вот он трусит в спортивном костюме, рядом - отважные, атлетически сложенные агенты из отдела по борьбе с наркотиками. И все они вместе участвуют в жутко запутанном расследовании, ловят международных наркоторговцев.

- А скажи-ка ты мне, как же вы объяснялись?

- Как же еще-то? На итальянском, синьор дохтур!

- Сказали, чего хотели?

- Ну да-к! Все до последней малости сказывали. Сказывали, что померла жена заместителя начальника полиции Тамбуррано.

Монтальбано облегченно вздохнул. Не из Флориды звонили, а из комиссариата Флоридии, той, что недалеко от Сиракуз. Катерина Тамбуррано давно уже сильно болела, так что он и не удивился.

- Синьор дохтур! Это вы все еще лично на телефоне?

- Все я, Катаре, не сменился.

- А еще сказывали, что похоронный процесс сделают утром в четверг, в девять.

- В четверг? Это что, завтра утром?

- Ну да, синьор дохтур!

Слишком они были дружны с Микеле Тамбуррано - не мог Монтальбано не поехать на похороны.

От Вигаты до Флоридии не меньше трех с половиной часов езды.

- Слушай, Катаре, моя машина на ремонте. Завтра утром ровно в пять пусть подгонят служебную ко мне в Маринеллу. Предупреди доктора Ауджелло, что меня завтра утром не будет и что вернусь сразу после обеда. Ты хорошо все понял?

Из душа он вышел красный как рак: от долгого созерцания холодного моря, похоже, и в самом деле продрог. И чтобы согреться, слегка переборщил с горячей водой. Начал было бриться и тут же услышал шум подъехавшей служебной машины. Да и кто бы не услышал по крайней мере на десять километров в округе? Машина подлетела на сверхзвуковой скорости, затормозила с пронзительным визгом, стреляя во все стороны очередями из гальки, потом послышалось отчаянное рычание мотора, работающего на максимальных оборотах, последовал душераздирающий скрежет коробки передач; затем машина резко рванула с места - еще одна очередь гальки из-под колес, и водитель развернул автомобиль, изготовившись к старту.

Выйдя из дома, Монтальбано увидел Галло, водителя комиссариата. Тот места себе не находил от возбуждения.

- Гляньте, доктор! Посмотрите на след! Какой маневр! Она у меня аж вокруг себя развернулась!

- Поздравляю! - мрачно отреагировал Монтальбано.

- Поставим «мигалку»? - вкрадчиво спросил Галло, когда машина тронулась.

- Да! В задницу! - свирепо откликнулся Монтальбано.

И закрыл глаза. Разговаривать не хотелось.

Ну кто сказал, что настоящие гонщики - только в Индианаполисе? Вот Галло - чем он хуже? Едва увидел, что начальник закрыл глаза, как начал набирать скорость в полной уверенности, что справится с управлением. И четверти часа не прошло, как от ощутимого удара Монтальбано открыл глаза, но так ничего и не увидел. Услышал только пронзительный визг тормозов; голова сильно дернулась вперед, но сейчас же ремень безопасности притянул комиссара к спинке сиденья. Последовал резкий скрежет металла - и тишина! Как по колдовству, лишь птичий щебет да лай собак.

- Ушибся? - поинтересовался он у Галло, который усиленно тер себе грудь.

- Нет. А вы?

- Да нет, все в порядке. А что случилось-то?

- Курица дорогу перебежала!

- Чего?! Что-то я не видел, чтобы куры под машины бросались. Ну, глянем, что там.

Вышли из машины. Вокруг ни живой души. На асфальте - длинный след от шин отчаянно тормозившей машины. И как раз в начале тормозной дорожки заметили что-то маленькое, темное. Галло, увидев, что это было, не удержался, торжествующе воскликнул:

- Ну что я говорил?! И впрямь курица!

Ну и ну! Куриное самоубийство!

Автомобиль, в который они врезались, порядочно помяв ему багажник, был, как и положено, припаркован на обочине. Ударом его развернуло почти поперек дороги. Темно-зеленый «рено-твинго» стоял как раз на въезде на грунтовку, в конце которой, метрах в тридцати, виднелся двухэтажный коттедж. Дверь и окна забраны железными решетками.

У них же была разбита передняя фара и покорежен брызговик.

- Что ж теперь делать? - уныло спросил Галло.

- Что делать, что делать… Поехали. Сможешь завести?

- Попробую.

Дав задний ход, машина с лязгом освободилась от «рено». Несмотря на оглушительный шум, в доме по-прежнему не заметно никакого движения. Ну и крепко же спят хозяева! Монтальбано был уверен, что в доме кто-то есть: иначе чей же это «твинго», рядом других построек не видно. Галло, пыхтя от натуги, обеими руками тянул вверх брызговик, чтобы освободить заклинившее колесо. Монтальбано тем временем черкнул на листке бумаги номер телефона комиссариата и засунул его под «дворник».