Львенок - Йозеф Шкворецкий

Владимиру Юстлу и всем друзьям в издательствах за их поистине «блюменфельдовские» усилия.

«Думаю, существуют такие преступления, которые ускользают от закона и потому в некоторой степени оправдывают личную месть.»

Шерлок Холмс в рассказе «Чарльз Август Мильвертон»

Предостережение, что люди и события, описанные в этой книге, являются полностью вымышленными, а если и напоминают кому-нибудь реальных людей и события, то по чистой случайности, никем не будет воспринято всерьез, хотя это совершенная правда. Данная книга — не психологический роман и не произведение на злободневную тему, а детектив; здесь выведены не реальные люди, а реальные типажи в своих крайних проявлениях, и это служит двум истинным целям детективного романа: поиску убийцы и удовольствию читателя. Если же вам захочется развлечься не только тем, чтобы внимательно следить за историей взаимоотношений циничного редактора и красивой девушки из «Зверэкса», то прекратите сравнивать своих друзей или врагов со злыми гениями из моей книги и обратитесь к собственной совести. Едва ли вы не отыщете внутри себя хотя бы некоторых из этих реальных типажей — хотя, возможно, и не в таких крайних проявлениях. Причем вам вовсе не обязательно работать в издательстве.

— Вон, вон она. Ну, та, в бирюзовом купальнике, — сказал Вашек.

— В бикини что ли? — спросил я.

— Ага, — отозвался Вашек, не сводя с нее глаз.

Я тоже всмотрелся в подходившую к нам девушку. Купальник на ней и вправду был крохотный. Он прикрывал только соски и треугольничек внизу. Она шла по траве в нашу сторону, держа в одной руке белую махровую простыню, а в другой — сумку с надписью «Scandinavian Airways»; глаза ее прятались за темными очками. У нее были блестящие черные волосы и короткая мальчишеская стрижка. Она была стройной, очень красивой и шагала горделиво и независимо.

Потом ее внимание привлекло покашливание Вашека. На золотисто-коричневом лице блеснули белые зубы, в темных очках загорелось солнце. Загар у девушки был ровный, золотистый, даже под лифчиком ничего не белело. Наверняка загорала где-нибудь голышом.

— Здравствуйте, господин профессор, — поздоровалась она, и ее зубы засияли, как огоньки в коричневой тьме.

— Здравствуйте, Ленка, — не своим голосом ответил Вашек. — А это редактор Леден, — указал он на меня. Потом — на девушку: — Ленка Серебряная.

— Очень приятно, — проговорила девушка, протянув мне руку. На загорелой коже у локтя я заметил маленький розовый шрамик.

— Мне тоже, — я постарался вложить в ответную улыбку как можно больше обаяния, невзирая на то, что Вашек был моим другом.

Мы лежали на примятой траве по обе стороны от белой махровой простыни. Девушка лежала на спине, и ее мысли были скрыты от нас непроницаемой преградой очков, в которых, окрашенный в мрачные тона, отражался мир. Она всем телом, почти священнодействуя, впитывала солнечные лучи, а мои мысли метались туда-сюда на тонюсеньких нервных ножках. Давненько я не испытывал подобного нервического, муравьиного покалывания. Оно было связано с чем-то неизведанным, и у этого неизведанного были стройные и бесконечно длинные ноги и ненастоящие, но на редкость умные глаза, которые, впрочем, я пока ни разу не видел. Короче говоря, в тот момент я весьма остро ощущал, что живу.

Ослепительно сияли разноцветные зонтики пляжного ресторана, над водной гладью разносился гомон купальщиков. Река искрилась под голубым небом, сквозь которое просвечивало солнце, раскаленное, как атомный реактор. Я вдыхал горьковатый запах воды, запах мокрых тел и таинственный, новый и животный запах девичьего тела.

— Хотел бы я знать, кто победит, — без остановки болтал Вашек. — У советских лучше техника, зато японки сильнее в вольных упражнениях. — Он помолчал; никакого отклика его слова не вызвали, девушка по-прежнему сосредоточенно причащалась солнечными лучами. — А вы, Ленка, как думаете? — спросил Вашек.

— Я в этом не разбираюсь, — коротко отозвалась она. Вашек в отчаянии умолк. До меня дошло, что я нахожусь здесь единственно для того, чтобы помочь ему уломать ее. Впрочем, в глубине души я уже знал, что скорее всего стану предателем. Я предложил:

— А почему бы нам всем не сходить туда? Вы составите нам компанию? Или гимнастика вас не интересует?

Мальчишеская голова слегка повернулась, но поглядел на меня только травянистый берег, усеянный голыми телами. Тайна девичьих глаз осталась нераскрытой.

— Я бы, может, и сходила, только… а во сколько обойдутся билеты?

Я улыбнулся этому мрачному пейзажу с белыми облачками на черном небе.

— Мы оба скинемся и заплатим за вас, если вы согласны доставить нам такое удовольствие.

Уголки девичьих губ под невидимыми глазами приподнялись в намеке на улыбку.

— Как бы вам не пожалеть. Ведь я, если что, захочу сидеть в первом ряду.

— Да разве бы мы посмели на вас эконо… — начал было я, но Вашек, перебив меня, воскликнул с воодушевлением:

— Не беспокойтесь! Я попрошу своих знакомых из Спорткомитета достать мне билеты со скидкой. Это для меня сущие пустяки!

Я аж охнул; впрочем, еле слышно. Что творилось за темными очками — понятия не имею. Вашек, естественно, так ничего и не просек. Я перестал обращать на него внимание, и он опять понес какую-то ахинею, а я перевернулся на живот. Рядом со мной лежала девичья золотистая рука со шрамом на предплечье. Маленький розовый прямоугольничек, как если бы кто-то содрал оттуда несколько сантиметров кожи, а ранка, зажив, оставила по себе розовый след. Кончиком пальца я притронулся к этому странному месту. Оно обжигало жаром внутренним и внешним. Вашек исчерпал очередную тему, и девушка вновь обернулась ко мне.

— Как это вы умудрились? — спросил я, вкладывая, подобно апостолу, перст в давнишнюю рану.

Девушка подняла руку и взглянула на свое предплечье. А потом, раздумав снова вытягивать руку вдоль тела, положила ее на свой обнаженный, красиво запавший живот. Моя же рука осталась лежать на простыне, и вытянутый палец бесстыдно указывал куда-то.

— Да ну, — сказала она. — Вы станете смеяться. Там была татуировка.

— Вот как? — отозвался я. — Хулиганское прошлое?

— Вроде того. Хотя и не слишком.

Тогда я уже без всяких колебаний взял ее за руку.

— И что же там было? Сердце, пронзенное стрелой? Якорь?

— Надпись, — проговорила девушка.

— Ага. Чье-то имя?

Девушка повернула вихрастую голову и устремила свои невидимые глаза в небо.

— Да. Имя.

— А какое? Марк? Или Джон?

— А вам не кажется, что вы несколько бестактны? — поинтересовалась она у неба.