Свинья или гусь - Эмиль Коста

Глава 1

Дорога между Сен-Клод и Бельфонтеном опасна. Она петляет среди гор, то поднимаясь вверх, то круто опускаясь, и окружена непроходимым лесом. Немногие решаются путешествовать здесь в одиночку. Человек, бредущий по этой дороге ненастным осенним днем, определенно имел на то веские причины.

Под ногами чавкала грязь, ветер раздувал полы кожаного плаща. Вода стекала с полей черной шляпы на лицо. Настроение мужчины было под стать погоде. Желудок его урчал, а ноги гудели. До постоялого двора, расположенного ближе к Сен-Клод, оставалось менее одного лье. По такому ненастью было бы весьма разумно остановиться там на ночлег, однако после этого финансы оскудеют окончательно.

Путник опустился на большой валун рядом с обочиной. Ветер раскачивал сосны над головой. Он продрог окончательно, зато ветки здесь укрывали от дождя. Мужчина не отличался склонностью к философствованиям, однако в эту минуту крепко задумался: куда и зачем он идет?

Экипаж, запряженный парой крепких лошадей, выехал из-за поворота дороги. Окошки были наглухо задернуты красными занавесками. Усталые животные с трудом шли вперед; возница, надвинув шляпу и втянув голову в плечи, едва глядел на дорогу. Повозка тяжело проползла мимо и исчезла за следующим поворотом. Никем не замеченный путник глядел ей вслед. На смуглом лице читалось изумление вперемешку со злостью.

– Старое доброе семейство Кланду! Какая приятная и скорая встреча, – пробормотал он.

Сколько раз за последние шесть месяцев этот экипаж с красными занавесками возил его по улицам Бельфонтена. Почтенное семейство обогрело и приютило путника, за все услуги платя ему искренней признательностью и звонкой монетой. Так было до вчерашнего дня.

Крик мадам Кланду до сих пор звучал в ушах. Мужчина дословно помнил все оскорбления, которыми его осыпала эта бойкая старушка, пока ее супруг с молчаливым неодобрением взирал на происходящее. А что, собственно, происходило, путник не понял вчера и не понимал до сих пор.

Полгода назад он прибыл в город и в первом же трактирчике узнал, что пожилой нотариус страдает от подагры. На другой день путник отправился к дому Кланду, представился врачом и предложил свои услуги. Специального образования он не получал, но обладал обширными познаниями во многих областях, в том числе в медицине. Сам себя он считал вполне честным малым. Путник неплохо разбирался в целебных травах, тяжелыми заболеваниями никогда не интересовался, а если и брал нож в руки, то только чтобы разрезать жареную курицу.

Этот самоназванный врач не торговал панацеей, не мучил пациентов клистиром и вообще был добр. Учтивые манеры, приятная внешность и острый ум открывали ему практически любые двери. Обычно он уходил раньше, чем эти двери успевали закрыться, но вчера все сложилось иначе. Мадам бесновалась, старый мсье молчал, а мадемуазель Мари… Ее там не было.

Мари. Это милое двадцатитрехлетнее дитя. Любимая младшая дочь Кланду. Ее старшая сестра рано вышла замуж, и семья окружила девушку невиданной заботой. Внешностью и повадками Мари была в отца: это была высокая худая девица с тонкими чертами лица и пепельными волосами, молчаливая до угрюмости. Ничего общего с маленькой пухлой матерью. За все время, что доктор провел в доме, он едва перебросился двумя словами с мадемуазель. Но мадам отчего-то считала иначе.

Свои обвинения она перемежала такой отборной бранью, какую услышишь не от всякой площадной торговки. Мужчина толком не разобрал, что успел натворить. Понял лишь, что дело касается Мари, что дело плохо и что ему указывают на дверь. Хуже того: летом они с Кланду договорились о помесячном расчете – и денег ему больше не видать. Оставаться в городе тоже больше нельзя.

Но в чем же его вина? Неужели мадам решила, что доктор имеет виды на ее дочь? Вполне понятно, что такой жених не интересовал почтенное семейство, но в такой же мере его не интересовала Мари. Северные красавицы вообще не привлекали доктора: ему всегда нравились южанки.

Ох уж эти черноволосые хохотушки! Вероятно, именно такой была мадам Кланду лет тридцать тому назад. Сейчас об этом помнил разве что ее супруг, и, судя по нежным отношениям стариков, помнил хорошо. Даже будучи не вполне согласным с женой, мсье Кланду ни словом, ни делом не возражал ей. А ведь этот старый молчун не выставил бы за дверь даже черта, не расплатившись с ним.

Поднявшись с камня, мужчина поправил тяжелую сумку и решительно зашагал вперед. Теперь он знал, что делать. Кланду наверняка остановятся в гостинице, а если нет – он все равно нагонит их в Сен-Клод и потребует своего.

Постоялый двор оказался за вторым или третьим поворотом дороги. Путник был слишком увлечен мыслями, чтобы считать, однако покосившийся частокол, которым был обнесен трактир, он заметил сразу. Над тяжелыми воротами было криво намалевано: “Свенья и гусь”. Поблекшая вывеска изображала развеселую хрюшку верхом на птице неизвестной породы. По-видимому, художник не был наделен особыми талантами.

Двухэтажная гостиница стояла в глубине двора, окруженная как попало налепленными хозяйственными постройками. Еще не зайдя в ворота, путник увидел знакомый экипаж. Он стоял под дождем; переднее колесо с переломанными спицами лежало рядом. Возница возвращался в город, для чего распряг и оседлал самую резвую лошадь. Он выехал навстречу путнику и проскакал мимо, обдав его грязью.

Вторую лошадь посреди двора неспешно распрягал высокий светловолосый мужчина с военной выправкой. Лицо его можно было бы назвать красивым, если бы не глаза. Незнакомец смотрел на мир настороженно, словно не ожидал от него ничего хорошего. Стараясь не увязнуть в грязи, путник подошел ближе и дружелюбно поинтересовался:

– Что, не повезло господам?

– Поломались бы посреди дороги – повезло бы еще меньше, – буркнул работник.

– Это точно… Как у вас с кормежкой? А свободные комнаты есть?

– Кормят. А насчет комнат – войди да спроси. Нашел привратника… – и брюзга махнул рукой в сторону гостиницы. Пожав плечами, путник отправился в заданном направлении.

Увесистая дверь с трудом распахнулась, выпустив облако теплого воздуха. Переступив порог, путник оказался в просторном обеденном зале. Здесь жарко пылал камин, а из открытой кухни неслись такие ароматы, что у голодного путника закружилась голова. Миновав лестницу, ведущую на верхний этаж, он приблизился к прилавку, за которым стоял трактирщик.

Это был сухопарый мужчина лет пятидесяти на вид. За его спиной стоял грубо сколоченный буфет с винными бутылками и чистой посудой. В эту минуту трактирщик без особого рвения решал вопрос с ночлегом для семейства Кланду. Отец и дочь были здорово вымотаны и молча восседали на дорожных сундуках, однако старая мадам не растеряла обычной бодрости. Ее причитания были слышны даже в Париже:

– Два ливра за комнату с тремя кроватями! Вы в своем уме? Мой муж – уважаемый в Бельфонтене человек, и он болен! Дочь устала с дороги! Как прикажете троим ютиться в этой вонючей клетушке? Я не желаю кормить клопов!