Смерть не имеет лица [= Преданность смерти ] - Нора Робертс

Ванессе Дарби посвящается,

ибо я подлинно собираюсь на небеса.

Для богов мы подобны мухам для резвых мальчишек. Боги убивают нас, чтобы азартно позабавиться.

Шекспир

Политика – в широко распростра­ненном понимании этого слова – есть не что иное, как коррупция.

Джонатан Свифт

Дорогой товарищ!

Передает «Кассандра».

Все, что мы предрекали, начинает свершаться.

То, к чему мы готовились, терпя лишения и неся потери, назрело. После долгих лет мрака занимается заря. Теперь мы достигнем цели, поставленной более тридцати лет назад, и выполним все обещания. Кровь, пролитая мучениками, будет отмщена.

Мы знаем, что ты испытываешь беспокойство за успех дела. Мы знаем, что ты осмотрителен. Оставь сомнения! Мы отменяем мораторий на эту праведную, жестокую вой­ну не для того, чтобы начать битву, в которой можем по­терпеть поражение. Мы хорошо оснащены, наше дело имеет сильную финансовую базу, наши действия и выборсредств достижения целей продуманы. Уже пролилась первая кровь, и мы гордимся этим.

На нашем пути, естественно, стоят противники. Есть среди них и достойные. Как приложение к этому посланию направляем тебе досье на лейтенанта Еву Даллас, сотрудни­цу Управления полиции и общественной безопасности города Нью-Йорка, чтобы ты знал, с кем мы имеем дело.

До сих пор мы жили среди жалких пешек малодушного об­щества, притворяясь такими же, как они, и презирая их. Для этих слепцов мы стали своими. Мы неразличимы, тени среди теней. Но тот, перед кем мы все преклоняемся, учил нас, что именно таким – осторожным, проницательным и жесто­ким – должен быть идеальный Солдат.

Когда мы уничтожим один за другим символы этого за­жравшегося общества, проявив собственную мощь и изложив наш план создания нового общественного устройства, их ох­ватит трепет. Они увидят нас, они вспомнят Его. И первым символом новой эпохи, символом нашей сливной победы ста­нет монумент в Его честь!

Мы остаемся преданными делу, наша память все долго хранит. Завтра ты услышишь первые отзвуки битвы. Сооб­щи о нас патриотам, всем тем, кто надежен.

Мы – «Кассандра».

В этот поздний вечер, как обычно, смерть собрала свой городской урожай. В парке «Гринпис» под скамейкой тихо умер нищий; в нескольких метрах от двери своего дома истек кровью профессор истории: кто-то поживился его двенадцатью кредитками; от сокрушительного удара по го­лове скончалась женщина – ее прикончил собственный любовник. Однако коса смерти на этом не остановилась. Следующей ее жертвой стал Дж. Кларенс Брэнсон, пяти­десятилетний сопредседатель правления корпорации «Брэнсон тулз энд тойз», выпускавшей оборудование и инструменты для космической отрасли, а также электрон­ные игрушки.

Второй сын в семье, представитель третьего поколения клана Брэнсонов, нажившего немалое состояние, Дж. Кла­ренс Брэнсон был богатым холостяком, преуспевающим бизнесменом, жизнелюбом, весельчаком и вел довольно расточительную жизнь, то есть жил в свое удовольствие. Но судьба, видимо, решила, что с него хватит.

Он висел на стене у себя дома, как обычная вешалка, а из груди у него торчала рукоятка инструмента, произве­денного принадлежащей ему компанией. Длинное сверло мощной портативной дрели прошло сквозь сердце и вон­зилось глубоко в стену, пригвоздив Брэнсона намертво. Как тут копам было не вспомнить мелькавшую повсюду рекламу: «Брэнсон-8000» – превосходная продукция, отвечающая потребностям как профессионалов, так и люби­телей. Этот инструмент отличается большой мощностью и точностью!»

А исполнительница воли судьбы, «автор» столь своеоб­разного финала его жизни, которая сама же и вызвала по­лицейских, сидела рядом, удобно устроившись в большом кресле перед искусственным камином, и потягивала сочно-красный кларет. Она не поменяла позу ни тогда, когда прибыл первый наряд полиции, ни тогда, когда по­явились следователь отдела по расследованию убийств лейтенант Ева Даллас и ее помощница Пибоди. Лицо убийцы было совершенно спокойным. Эту весьма привлекательную сорокалетнюю женщину звали Лизбет Кук, она была подругой Брэнсона и одной из лучших сотрудниц рекламной службы его компании.

– Он абсолютно мертв, – холодно сказала она, когда Ева начала осматривать висящее на стене тело.

– Угу, – произнесла Ева, разглядывая лицо убитого. Оно было красивым и холеным, но на нем застыла пред­смертная гримаса то ли ошеломления, то ли горького удив­ления. Кровь залила его голубой бархатный халат и растек­лась лужей по полу. – Мертвее не бывает. Пибоди, зачи­тайте мисс Кук ее права.

Пока помощница выполняла связанные с арестом фор­мальности, Ева записала время и причину смерти. Остава­лись и другие рутинные вопросы. Даже при добровольном признании в совершении преступления сам факт убийства влек за собой неизменный набор первичных хлопот: ору­дие убийства следовало забрать в полицию в качестве ве­щественного доказательства; тело – отвезти на вскрытие; место преступления – тщательно обследовать и поставить под охрану и многое другое.

Дав знак полицейским из дежурной бригады, чтобы они приступали к выполнению своей работы, Ева прошла по алому ковру и присела напротив Лизбет. Искусственное пламя отбрасывало веселые блики на спокойное лицо убийцы, на котором не было видно ни малейших призна­ков раскаяния, потрясения или злости. Ева помолчала в ожидании проявления хоть какой-то реакции на происшедшее со стороны брюнетки в забрызганном свежей кро­вью шелковом спортивном ярко-желтом костюме. Но все, чего она дождалась, был вежливый взгляд совершенно ясных глаз, который как бы спрашивая: «Итак, вы хотите, чтобы я все рассказала?»

– Он изменял мне, и я его убила, – произнесла Лизбет ровным голосом.

– Вы поссорились?

– Мы перекинулись несколькими словами. – Лизбет поднесла бокал к губам такого же сочного цвета, как ви­но. – В основном говорила я. Кларенс плохо соображал. – Она пожала плечами, и ее шелковый костюм глухо прошелестел. – Я терпимо относилась к его похождениям; мне даже казалось, что в каком-то смысле это усиливало мою тягу к нему. Но у нас с ним был уговор. Я отдала Кла­ренсу три года своей жизни… – Лизбет слегка подалась вперед, и в ее холодных глазах мелькнул огонек ожесто­ченности. – Три года! За это время я могла как-то по-другому устроить свои дела, составить другие планы, завести другие связи. Но я оставалась верна уговору. Он же – нет.

Она перевела дыхание и откинулась на спинку кресла. Ее лицо снова стало спокойным, малейшие признаки раз­дражения исчезли; создалось впечатление, что она готова улыбнуться.

– И вот теперь он мертв.