Каникулы в Лимстоке - Агата Кристи

Глава 1

Я часто вспоминаю то утро, когда пришло первое анонимноеписьмо.

Его принесли перед завтраком. Я лениво перевернул его, какэто делают, когда время течет медленно и любое событие приобретает значение.Это было, как я обнаружил, «местное» письмо с отпечатанным на машинке адресом.Я вскрыл его первым, отложив пару писем с лондонскими штемпелями, поскольку водном из них явно был счет, а на другом я узнал почерк одной из моихнаискучнейших кузин.

Теперь странно вспоминать, что Джоанну и меня это письмотолько развлекло. У нас и мысли не возникло, что с ним придут кровь и насилие,недоверие и страх.

Просто невозможно связать такого рода вещи с Лимстоком.

Я вижу, я неверно начал. Я не объяснил, что такое Лимсток.

После авиакатастрофы, в которую я угодил, долгое время я былуверен, вопреки утешительным словам врачей и сиделок, что приговорен к тому,чтобы всю оставшуюся жизнь провести в инвалидной коляске. Но в конце концовменя извлекли из гипса, и я начал осторожно учиться пользоваться своим телом, азатем Маркус Кент, мой врач, хлопнул меня по спине и заявил, что все в порядке,но я должен поехать в деревню и по крайней мере полгода вести растительнуюжизнь.

– Найдите такую часть света, где у вас нет никакихдрузей. Удерите от всего, интересуйтесь местной политикой, деревенскимисплетнями, поглощайте все местные скандалы. И немножко пива – вот предписаниедля вас. Абсолютный покой и тишина.

Покой и тишина! Смешно об этом думать теперь.

Итак, Лимсток – и вилла «Литтл Фюрц».

Лимсток был большим городом во времена завоевания норманнов.В двадцатом же веке это было место незначительное во всех отношениях. Лимстокрасположился в трех милях от железнодорожной магистрали – крохотныйпровинциальный городок, почти деревня, в котором часто устраивались базары;городок, окруженный бесконечными вересковыми пустошами. Вилла «Литтл Фюрц»располагалась на холме, у дороги, уходящей в вереск. Это был чопорный, унылыйдом с покосившейся викторианской верандой блекло-зеленого цвета.

Моя сестра Джоанна, едва завидя его, решила, что этоидеальное место для выздоравливающего. Владелица дома была под стать ему –очаровательная маленькая старая леди, невообразимо викторианская. Она объяснилаДжоанне, что ей бы и не приснилось такое – сдавать дом, но все так изменилось внынешние времена… И эти ужасные налоги!

Итак, все было улажено, и договор подписан, и должнымобразом Джоанна и я прибыли и обосновались в доме. Сама же мисс Эмили Бэртонперебралась в Лимсток, в комнаты, которые содержала ее бывшая горничная («мояпреданная Флоренс»), оставив нас под присмотром нынешней горничной мисс Бэртон– Патридж, мрачной, но весьма квалифицированной личности, которой помогалаприходящая «девушка».

Через несколько дней после того, как мы поселились в «ЛиттлФюрц», Лимсток начал наносить торжественные визиты. Каждый в Лимстоке имелкакой-то свой отличительный признак, и все семьи выглядели «вполнесчастливыми», как сказала Джоанна. Это были: мистер Симмингтон, адвокат, тонкийи сухой, с раздражительной, любящей бридж женой; доктор Гриффитс, мрачный,меланхолический врач, и его сестра – большая и радушная; викарий, образованный,забывчивый пожилой человек, и его жена – с энергичным лицом и блуждающимвзглядом; богатый дилетант мистер Пай из виллы «Прайорз Лодж»; и наконец, мисс ЭмилиБэртон собственной персоной, безупречная деревенская старая дева.

Джоанна дотрагивалась до карт с чем-то похожим наблагоговейный трепет.

– Я не знала, – как-то сказала она голосом, полнымнепонимания, – что есть люди, которые действительно приходят в гости,чтобы играть в карты!

– Это потому, – объяснил я, – что ты ничегоне знаешь о деревне.

Моя сестра Джоанна очень хорошенькая и очень веселая, онаобожает танцы и коктейли, любовные романы и гонки на скоростных автомобилях.Она – законченная горожанка.

– Во всяком случае, – заявила Джоанна, – ясмотрюсь в деревне неплохо.

Я критически оглядел ее и не счел возможным согласиться.

– Нет, – сказал я, – ты одета неправильно. Тыдолжна носить старую причудливую твидовую юбку с хорошеньким кашемировымджемпером, подобрав их под пару… но, может быть, предпочтительнее мешковатоевязаное пальто… И ты должна надеть фетровую шляпу и толстые чулки, и еще –старые, хорошо разношенные уличные ботинки. И лицо у тебя неправильное, –добавил я.

– Что в нем неправильного?! Я наложила «деревенский тонномер два»!

– Вот именно, – сказал я. – А если бы ты жилаздесь, ты бы лишь чуть-чуть пудрилась, не высовывая носа на солнце, и ты,конечно же, носила бы свои брови целиком, вместо того чтобы оставлять от нихчетверть.

Джоанна рассмеялась и сказала, что переезд в деревню обещаетновые впечатления и она намерена всем наслаждаться.

– Боюсь, ты будешь ужасно скучать, – предположиля, испытывая угрызения совести.

– Нет, не буду. Я сыта по горло всеми моими компаниями,и хотя ты не желаешь мне сочувствовать, я действительно была очень огорченаиз-за Пауля. Теперь у меня будет время все забыть.

Я отнесся к сказанному скептически. Любовные истории Джоаннывсегда двигались по одному и тому же пути. Она влюблялась сумасшедшим образом вкакого-нибудь совершенно бесхарактерного молодого человека, непризнанногогения. Она выслушивала его бесконечные жалобы и делала все, чтобы его заметили.Затем, когда он оказывался неблагодарным, она бывала глубоко ранена иутверждала, что ее сердце разбито, – до тех пор, пока не появлялсяочередной унылый молодой человек, что обычно случалось недельки через три.

Я не слишком серьезно относился к разбитому сердцу Джоанны,но видел, что жизнь в деревне – нечто вроде новой забавы для моей милой сестры.Она с интересом предалась веселой игре в нанесение визитов. Мы должным порядкомполучали приглашения на чай и бридж, принимали их и рассылали ответныеприглашения.

Для нас обоих все это было как увлекательная книга –совершенно новая книга!

И, как я уже сказал, когда пришло анонимное письмо, оновсего лишь позабавило меня.

Вскрыв письмо, я минуту или две пребывал в недоумении.Печатные слова, вырезанные из книги и наклеенные на лист бумаги…

В письме в довольно грубых выражениях сообщалось мнениеотправителя насчет того, что мы с Джоанной не были братом и сестрой.

– Эй, что это такое? – спросила Джоанна.

– Это очень грязное анонимное письмо, – ответил я.