Бриллиант - Марна Дэвис Келлог

Глава 1

Я достигла той вехи в своей жизни, когда азарт, трепет и удовлетворение от работы куда интереснее и сильнее щекочут нервы, чем самые острые ощущения от секса. Как ни странно, но в последнее время я стала истинной сторонницей надежности.

Особенно сейчас, с окончанием затянувшихся переговоров о сумме выкупа фирмы, В наши жизни ворвалась пьянящая, заряженная сексуальным электричеством атмосфера политической кампании: поздние совещания, тайные телефонные звонки и пароли — все средства, чтобы замаскировать страх и неприятие реальности грядущих перемен в нашей жизни. Мы — и под этим словом я подразумеваю себя, сэра Бенджамина и горстку ветеранов, специалистов и экспертов, служивших фирме десятки лет, — деловито притворялись, что так называемое слияние имеет исключительно хорошие стороны. Воображали, что, если будем упорно сохранять хорошую мину при плохой игре, нам по-прежнему позволят делать все так, как мы привыкли, с тем примечательным исключением, что перед этим спасли нас от гнета финансового рабства. Нам предстояло стать самой крупной драгоценностью в том ослепительном браслете с брелоками, который представляла собой «Брейс интернешнл», занимавшаяся изготовлением предметов роскоши. Они не подпустят волка к нашим дверям.

Кого мы дурачили!

Они и были тем самым волком. Мы выступили в роли маленькой Красной Шапочки и уверяли себя, что у них и мысли нет нас сожрать; что гордая, почти трехсотлетняя история «Баллантайн энд компани окшениерз», аукционной фирмы, все это время находившейся во владении одной семьи, не будет перечеркнута и стерта бесшабашным авантюристом, самозваным американским пиратом и его легендарной сверхскоростной жизнью, в которой «Дабл-ю», «Пипл» и «Вэнити фэр» служили чем-то вроде личного дневника. О Господи, да. Вместо старой привычной пьянки приходилось заниматься секс-кошечками от кутюр, спортивными машинами и скандалами.

Впрочем, выбора не было. Продаться («слиться», как упорно называли это все заинтересованные лица) или тонуть. Даже не пуская пузырей. Просто уйти под воду и больше не показываться. Но как бы ни тревожилась и ни печалилась я по поводу будущего компании, все же должна признать, что со строго деловой точки зрения напор и напряжение насильственного захвата власти бодрили лучше таблеток. Если хотите знать правду, это было лучше секса.

Но теперь перед нами встала реальность. Мое постоянное, Непрекращающееся унижение сэром Бенджамином Баллантайном с каждым днем становилось все более тяжким бременем. Иногда давление становилось настолько невыносимым, что я почти не могла дышать. Поэтому, когда в три сорок пять утра зазвонил телефон, я сразу поняла, что ничего хорошего ждать не приходится. Потому что знала, кто и зачем звонит.

— Кик.

Вязкий акцент сэра Бенджамина отдался эхом в телефонной трубке так отчетливо, будто он говорил с другого конца комнаты. Он произнес мое имя, как утверждение: ни вопроса, ни извинений за звонок посреди ночи. Произнес, словно в продолжение разговора его осенила новая мысль. Я знала его, как давно прочитанную книгу. Точно так же, как знала, что Сильвия, его злобная, анорексичная жена-аристократка, с тонкими, перманентно сомкнутыми в бескровную ниточку недовольства губами, неспокойно ворочается наверху, поглядывая одним глазом на часы и стараясь определить, сколько осталось до приема очередной таблетки снотворного.

Сегодня он казался немного другим, чуть более расстроенным, слегка пьянее обычного. И голос был слабым, каким-то шелестящим, пустым и усталым.

«Слава Богу, — подумала я, — кажется, ему это осточертело не меньше, чем мне».

— Да, Бенджамин. В чем дело?

— Я только хотел услышать ваш голос… — Он немного помедлил для пущего эффекта. — …в последний раз.

— Ради всего святого, не начинайте опять эту историю с самоубийством. Я этого не выношу.

Честно? Я всем сердцем желала, чтобы он наконец исполнил свою угрозу. Все это проще простого: раздобудь пистолет, выйди на задний двор, приставь дуло к виску и спусти курок. Прекрасный способ вытащить себя и всех нас из-под ураганного ливня невзгод.

Время от времени я подумывала пристрелить его сама.

— Погодите, — продолжала я. — Минутку. Дайте мне немного привести себя в порядок.

— Но… — начал он.

— Потерпите, потерпите. Дайте мне пару секунд, и мы поговорим.

— Черт подери, Кик, не кладите трубку. Пожалуйста… — всхлипнул он.

Но и это меня не тронуло. Я положила трубку на стол — я давно уже научилась делать это мягко и бесшумно, но сейчас просто положила, — если звяканье трубки о столешницу отдалось в его ушах, что же, ничего не попишешь. Прислонилась спиной к изголовью и включила прикроватную лампу, превратившую мою палево-розовую комнату в уютное убежище. Расправила атласную ночную сорочку и складки одеяла, пригладила светлые мелированные волосы и закурила сигарету. Я всегда стараюсь, чтобы все было на своем месте перед началом любой работы, независимо от того, что предстоит: слушать, готовить, делать заметки, словом, все, но когда я готова, я готова. И нет никого более внимательного и сосредоточенного, чем я, особенно когда этого требует ситуация. Данная ситуация этого не требовала.

Потянувшись к трубке, я заметила пачку мятных вафель в шоколаде под изогнутым краем пепельницы и сунула сочный маленький коричневый квадратик в рот, где он начал немедленно таять. Сладкий кусочек с прочищающим мозги привкусом мяты — идеальное лекарство для подобных случаев.

— Теперь говорите, — велела я, но слышала только тяжелое дыхание человека, пытавшегося взять себя в руки. Мой язык старательно растирал мягкий шоколад по небу, пока не образовался ровный слой. Я потянулась за другим квадратиком.

— Я больше не могу, Кик.

— Вот как?

Даже не пытаясь скрыть скуку, я прижала трубку подбородком, потянулась за новым выпуском «Кантри лайф», который принесла домой из офиса, и принялась перелистывать. Где же наша реклама? Ага, вот она, — сногсшибательное колье миссис Бейкер с рубинами-кабошонами и бриллиантами круглой огранки сверкает на странице праздничным костром. Колье предназначено уйти с аукциона после первого января. Что за великолепная вещь, истинное произведение искусства, где каждый кабошон размером в горошину — как бутон, сияющий в бриллиантовых лепестках. Надеюсь, его получит какая-нибудь счастливица, а не бессердечный делец, который разломает его, чтобы вынуть камни, расплавить золото и платину и использовать для новых украшений.

— Боже, как я ненавижу все это, — проныл Бенджамин. — Ненавижу его. Ненавижу его облегающие итальянские костюмы, и эти омерзительные, режущие глаз бриллиантовые запонки, и аляповатые галстуки. Ненавижу чертовы прилизанные волосы и его шлюху-жену. Ненавижу его вульгарность, его посредственность. Ненавижу его манеру ненавидеть меня. Когда я говорю, его физиономия светится таким откровенным презрением… так и хочется дать ему оплеуху. Вбить в него уважение к порядочным людям.