Будда слушает - Татьяна Коган

— Снимай шмотки, быстрее, — он говорил отрывисто, по-деловому. — И вымой руки. Куда?!

Она растерянно замерла у стиральной машинки, уже готовая кинуть туда испачканное кровью платье.

— Ты что, постирать это решила? — Он огляделся в поисках чего-нибудь подходящего. На маленькой кухоньке все сияло чистотой и минимализмом — как будто здесь никогда не готовили, не пачкали стол — он не заметил ни салфеток и полотенец, ни солонок, ни губок на раковине. Он принялся торопливо открывать все подряд ящики, пока наконец в нижнем отделе шкафа не нашел то, что нужно. Оторвал пакет для мусора от нового рулона, указал подбородком:

— Вот, сюда положи. Я сожгу.

Она, словно в трансе, послушно бросила одежду в пакет, не замечая, что стоит в одних трусах перед незнакомым мужчиной.

— Вымой руки, — напомнил он. — У тебя здесь есть что-нибудь алкогольное? — Его взгляд забегал по сторонам, изучая пространство небольшой гостиной: диван, журнальный столик, вдоль стены — цветы в крупных кадках. Ничего, отдаленно похожего на бар или стеллажа для вина.

— Я не пью алкоголь.

— Зря.

Несколько секунд повисшую тишину нарушала лишь льющаяся из крана вода. Он наблюдал, как она механически повернула вентиль, потрясла руки и вытерла их о голые бедра. А затем покачнулась — и разбила бы лоб о столешницу, если бы он не отреагировал молниеносно: рванул вперед, обхватил ее обмякшее тело и доволок до стоявшего рядом кресла.

— Оставайся со мной. — Он ощутимо шлепнул ее по щеке. Ее голова безвольно мотнулась, но полуприкрытые глаза распахнулись шире и тут же наполнились слезами.

— Если нет спиртного, будем пить чертов чай. Тебе нужно что-то крепкое. И не вздумай реветь.

Он помедлил мгновение, будто решал, может ли оставить ее без присмотра на несколько секунд, чтобы наполнить и включить чайник и отыскать заварку. Затем присел перед ней на корточки, взял руку и пожал мягкую ладонь.

— Эй. Посмотри на меня.

Она с трудом сфокусировала взгляд, но посмотрела прямо на него.

— Ты поступила, как разумный человек. Слышишь? Не стоит страдать из-за того, что у тебя есть мозги!

Десятью минутами позднее она медленно отхлебывала отвратительно крепкий чай, по-сиротски обхватив кружку двумя руками, а он сидел напротив нее, на полу, привалившись спиной к столешнице и нервозно покачивая лежавшей на согнутом колене рукой.

Она уже успела надеть первую попавшуюся в шкафу футболку и выглядела гораздо спокойнее — то ли потому, что напряжение действительно отпускало, то ли потому, что к ней вернулось хваленое самообладание.

Она сделала еще несколько осторожных глотков — чертов чай был горячим, как преисподняя — и повернула голову:

— Кто ты такой?

Слабая ухмылка тронула его губы:

— Я Джейк.

Они помолчали.

— А ты?

— Барбара.

— Барбара, — зачем-то повторил он и кивнул. — Будем знакомы.

Семнадцатью часами ранее

Стояло раннее июльское утро, и солнце над Милуоки уже палило вовсю, хотя пройдет еще часа три, не меньше, прежде чем зябкая прохлада сменится приятным, влажным теплом. Обычно летом температура в городе редко поднимается выше двадцати пяти градусов, но сегодня синоптики обещали действительно жаркий день.

Дороги были свободны — пробки еще не начались — и голубой, видавший виды «Додж Калибр» свободно припарковался у обочины рядом с закусочной «Энди и сыновья» — уже открытой и встречавшей первых посетителей.

Миловидная темноволосая девушка в коротком, спортивного кроя платье вышла из машины и быстрым шагом направилась в закусочную. Дважды в неделю, перед работой, двадцатитрехлетняя Барбара Хилл, фитнес-тренер, позволяла себе лишнее: миндальный круассан с восхитительно нежной, тающей на языке начинкой и огромную кружку латте, в которой плавал большой шарик неприлично жирного мороженого.

Барбара не знала, какие на вкус настоящие круассаны, выпеченные где-нибудь в парижской булочной — во Франции она не была, но сомневалась, что они могут быть вкуснее, чем те, что она уже попробовала. Круассан с миндально-сливочной начинкой из закусочной Энди приводил ее в упоительный, граничащий с эйфорией гастрономический трепет.

Колокольчик над дверью звякнул, и на нее нахлынули дразнящие ароматы выпечки и веселые напевы ирландского фолк-рока. Энди, чьи родители переехали сюда целую вечность назад, свято чтил традиции родины, по крайней мере, те, что касались музыкальных пристрастий.

Несколько ранних посетителей заняли столики у окна, на кассе расплачивались еще двое, явно торопившиеся на работу и просившие завернуть «с собой». За стойкой рыжебородый высокий толстяк в белоснежной рубашке приветливо кивнул Барбаре.

— Привет, красавица, тебе как обычно? — спросил он, когда она приблизилась.

— Привет, Энди. Ага.

— Когда ты попробуешь что-то новое, а? — весело подмигнул он, скосив глаза на суетившегося в глубине кухни паренька. — Джоуи вон сегодня испек такие плюшки, пальчики оближешь.

— Потихоньку перекладываешь свои обязанности на плечи сыновей? — Она улыбнулась.

— А как иначе? Не могу же я стряпать вечно и одно и то же, нужна свежая струя.

— По мне так и с прежней струей все неплохо. Ты же знаешь.

— Конечно, знаю, это я так неуклюже заигрываю с тобой. Чтобы лишний раз услышать из твоих уст похвалу моей стряпне. — Энди пододвинул блюдце с теплым, ароматным круассаном и чашку с кофе.

— Хвалить тебя я могу бесконечно. — Барбара протянула деньги. — Спасибо! И удачного дня.

— Приятного аппетита, красавица. Пусть у тебя будет плодотворный и богатый на эмоции день!

Знай Барбара Хилл, что пожелание старика Энди сбудется, то взяла бы больничный и осталась бы дома… Но она не знала и потому расслабленно забрала свой заказ и заняла столик.

До работы оставалось еще достаточно времени, и она расположилась за своим любимым столиком в углу, у самого окна, выходившего на широкий тротуар и проезжую часть. У нее имелось в запасе минут двадцать, чтобы насладиться завтраком и подумать о разном. Например, о будущем. Больше всего Барбару Хилл заботило ее будущее, а точнее, то, в каком направлении оно будет развиваться.

— Все в порядке? Тебе что-нибудь принести? Еще кофе?

Барбара улыбнулась подошедшему парню — высокому, с такой же рыжей, как у отца, щетиной, только модно подстриженной.

— Привет, Ронан. Нет, ничего не нужно, я только что села.

— Ну ладно.

— Спасибо.