Дворянин из Рыбных лавок - Олег Кудрин Страница 10

— Искренне прошу меня извинить, господин Горлиц!..

Э-э, да мы, кажется, не объясняли, почему Натана называли в Австрийском консульстве Горлицом. Времени мало, паузы в речах Фогеля короткие, поэтому нужно побыстрей проговорить. Натану казалось неловким и неправильным приходить на работу в цесарское учреждение с французским паспортом. Поэтому он, как уже натурализовавшийся в российской генерал-губернаторской канцелярии, пришел с русскими бумагами, где (в отличие от полицейской ведомости) фамилия его писалась Горлисъ. Канцелярия же Австрийского консульства в своих ведомостях на немецком написала Gorlic, что на сём языке (а в цесарском учреждении, как вы понимаете, общаются именно на нем) звучит как Горлиц. Натан и в этом случае был не против. Ему даже льстило, что если календарь в Одессе существует всего лишь в двух видах, то его фамилия имеет тут вдвое больше вариантов.

Эх, затянули пояснение. А Фогель тут уж вовсю рассказывает:

— …И вот, понимаете ли, господин Горлиц, получаю я тут письмо от некоего анонимного доброхота. А в нем прожекты — написанные с самой твердокаменной серьезностью. Но при этом столь уморительно, что мне трудно сдержаться от взрывов смеха. Не хотите ли взглянуть? Вы, с вашей политической осведомленностью — я же читаю ваши доклады, и они великолепны — способны оценить сию писанину полной и верной мерою.

— И вы меня извините, любезный господин Фогель. Но сейчас — никак. Вот заканчиваю предварительную подготовку завтрашнего доклада. А уж нужно бежать далее.

— Что ж, обидно, — сказал Фогель. — Уверен: не пожалеете, когда взглянете. Презабавно изложено…

— Да-да, благодарю вас, господин Фогель! — ответил Натан, складывая папку, натягивая сюртук и надевая цилиндр. — Всего вам наилучшего, до завтра!

Выскочив на угол улицы и переулка, он должен был решить, выходить ли на Преображенскую и там брать извозчика или же спуститься по Казарменному до родной Гаваньской и следом пробежаться по Театральной, которую уже начинали шутя прозывать Ланжероновской, до канцелярии генерал-губернатора. От ливня бог по-прежнему милует, а лужи от небольшого дождя, третьего дня шедшего, еще вчера высохли, так что можно и пройтись. Правда, желтая пыль от ракушняка, коим тут присыпают дороги, припорошит туфли, что в приличном обществе недопустимо. Да не страшно, он перед Канцелярией незаметно протрет их тряпицей, носимой специально для этого.

В российской канцелярии Натану нужно было не только выполнить работу, но и «пройтись по Невскому», иными словами, заглянуть в разные отделы разных канцелярий и ощутить Zeitgeist. Ну, может быть, не столь глубокий «дух времени», как у Гегеля или Гердера, а более сиюминутный, поверхностный «душок времени» или «дуновение» (Zeitluft или даже, увы, Zeitbrodem.) Это было тем более важно, что в Одессе были отделения разных канцелярий, и каждая — со своим душком и дуновениями. Право же, не знаю, допустимо ли так иронизировать человеку верующему, но граф Ланжерон, как управитель, был триедин во многих лицах. Губернатор Херсонской области, как военный, так и гражданский, а также — управляющий гражданскими делами Екатеринославской и Таврической губерний. Ах да, еще ж и генерал-губернатор всего Новороссийского края. И это, ежели не вспоминать о недавно оформленном завоевании — Бессарабии. С ней никак не могли разобраться, что делать — то ли область, то ли губернию, то ли еще что. Равно как и не могли позитивно решить, кому ею управлять.

Поначалу, сразу же после Бухарестского мира, дабы показать молдаванам имперскую милость, руководить поставили давнего сторонника России из местных, в свое время вынужденного бежать от османов, — Скарлата Стурдзу. Но он не совсем правильно понял суть благодеяний русской Короны, в частности то, что ей не надобна молдавская Бессарабия, достаточно с оной будет и света Святого Православия. А нужна, напротив, Бессарабия русская. Посему уже через год здоровье Стурдзы резко ухудшилось и управителем был поставлен Иван Гартинг, генерал, что для завоеванной провинции честней и естественней. Но одновременно Бессарабия частично оставалась и в управлении генерал-губернатора Новороссии, так что некоторые чиновники, работавшие в бессарабском направлении, в Одессе при Ланжероне также оставались.

Ну, ежели я не слишком вас запутал, то идем далее. Не имея помех, Натан быстро выполнил нужную часть работы и прошелся по всем сродственным канцеляриям. Веселей всего было в иностранном отделе, самом ему близком. Обсуждали, однако, неближнее: ситуацию в Королевстве Обеих Сицилий, где островная часть монархии была не очень-то довольна своим новым положением; победы и неудачи Испанской короны при усмирении мятежников Симона Боливара, Хосе де Сан-Мартина и Бернардо О’Хиггинса; непростую войну генерала Джексона с жестокими семинолами во Флориде и викторию Ост-Индской компании в Третьей Маратхской войне. Во всех сих случаях одесское чиновничество являло немалые познания, давая тонкую оценку ситуации; особое оживление вызывала почему-то ситуация в Империи Маратхов. Что до других департаментов, то там было обыденно и даже, пожалуй, скучно — тревожились за успех (или неудачу) большого доклада к приезду императора о процветающем управлении новыми территориями. Более всего дивились избыточному великодушию Его Величества в отношения Царства Польского и поляков вообще. Ну и, конечно же, не обошлось без обычных, несколько странных вопросов к Горлису: «Каковы испанские новости?» и «Как дела в Бильбао?»

Были и треволнения. Более всего — чем кончится история с переселением украинских казаков из расформированного Черноморского войска куда подальше, на Кавказ, следом за ногайскими татарами из Едисана и Буджака. Тех, почти всех, перегнали отсюда вместе с их стадами (а иногда и без оных). Казаки же вновь своевольничали — вот ведь прямо сейчас из одесских окрестностей не хотят уезжать сколько-то сотен бузотёров-черноморцев; причем, стервецы этакие, аккуратно «не хотят», а не бунтуют. Так что ни порубать их, ни на каторгу определить. У всех на памяти был прошлогодний бунт бужских казаков, наивно мнивших себя достойными неких «старых привилегий и вольностей». В случае с ними вышло много лучше, проще, кабы только не странные помилования к концу прошлого года… И все, конечно, очень радовались, что в Одессе стоят совсем иные казаки: оренбургские, надежные — потому что свои, русские!

Но самым актуальным было — кто всё же получит главный подряд на обустройство огромной черты порто-франко [9]. Вариантов этой линии, отделяющей будущую беспошлинную Одессу от остальной Империи, было множество. И самый экономный маленький — в пределах центральной части города. И средний — окукливающий весь имеющийся на сейчас город. И просто огромный — включавший не только город, но и дальние его окрестности.

Ну и угадайте, любезные мои, что выбрали?.. Поскольку в России привыкли мыслить большими пространствами и трудностями, то избрали, конечно же, последний вариант, согласно которому черта порто-франко должна была идти от Сухого лимана на юге до трети Большого Куяльницкого [10] на севере. А потом — перемычка меж Большим да Малым Куяльницким [11] лиманами, да еще от Малого — к морю. И это означало — десятки верст обустроенной границы, то есть подряд гигантского финансирования. Официально работы по нему должны были начаться уже с февраля 1818 года. И начались бы, кабы не разговоры о приезде в Одессу Его Величества, долженствующем быть в мае. Интересанты решения по подряду, конечно, напрягали все силы, чтобы склонить чашу весов в свою сторону. Но, с другой стороны, было очевидно, что по приезде императора всё также легко может быть перерешено. Потому и власти — городские, губернаторские — однозначного решения не принимали, делая лишь заказы на обустройство по мелочам. Но чьи же торговые армии воевали за получение сего заказа, спросите вы? Какие такие одесские Наполеоны, Веллингтоны и Блюхеры побеждали в итоге? Выходило так, что наибольшие шансы — у Ставраки и Абросимова. («И тут Абросимов!» — отметил про себя Горлис.)