Синдикат киллеров - Фридрих Незнанский Страница 10

4

Это было в Калифорнии, в городе Сакраменто. Три года назад там построили тюрьму, точнее следственный изолятор. И содержались в нем находящиеся в данный момент под следствием или те, у кого срок до года. Конечно, нашему советскому человеку это представить трудно. Обычный девятиэтажный дом, похожий на отель. Никакой охраны, собак, заборов, прожекторов по углам. Внутри эскалаторы, кондиционеры. Есть своя прачечная, клиника, даже зимний сад. У контролеров нет никаких ключей, все делают компьютеры, за которыми следят дежурные.

Тебя постоянно видят, ты никуда не убежишь, и, кстати, захват заложников, что происходит в наших тюрьмах постоянно, здесь, в Америке, становится бессмысленным.

Тут же, в изоляторе, находятся залы судебного заседания, поэтому подследственных нет нужды никуда возить, все рядом, под боком. И никаких безобразий в нашем, российском, понимании здесь тоже быть не может, поскольку это СИЗО находится в ведении окружного прокурора, а он является лицом выборным в своем штате и не отчитывается ни перед кем, кроме собственных избирателей. И бюджет у него подходящий — около ста тридцати миллионов долларов в год, — за исполнением которого строго следят сами избиратели, журналисты и адвокаты.

Ну о степени свободы находящихся в СИЗО и говорить не приходится. Примерно на тысячу шестьсот заключенных положено до пятисот посещений в неделю. Кроме того, есть телефоны-автоматы с надписями: «Внимание! Телефоны могут прослушиваться!» Это чтоб зеки постоянно помнили о своих гражданских правах.

На крыше огромные прогулочные площадки, имеются специальные помещения для занятий спортом, для настольных игр, цветные телевизоры и все такое прочее. Поразило и обилие персонала: повара, библиотекари, медсестры, зубной врач, который обслуживает бесплатно. Пища, братцы, готовится в одноразовых перчатках!

Каждая камера — пять квадратных метров и шесть по высоте. Сортир и умывальник из нержавейки. Зеркало из полированной стали вделано в стену наглухо — не разобьешь и не порежешься. И повсюду, буквально на каждом шагу, — правила распорядка. Это помимо тех, что вручаются каждому индивидуально.

Покидая сей «гостеприимный дом», Турецкий задал вопрос сопровождающему: «Почему заключенным дана столь высокая степень свободы?» — и услышал ответ, который позже повторялся в разных вариациях, но смысл был один. «Потому что вина этих людей судом еще не доказана и они являются при всех ограничениях полноправными гражданами, чьи права защищаются государством».

Конечно, кто этого не видел, привычно скажет: пропаганда. Ведь для нас это на сегодня самое привычное и расхожее понятие. А если всерьез, то, конечно, пропаганда — и образа жизни каждого, и отношения к нему со стороны государства. Но сами мы до такой пропаганды еще не дошли. И неизвестно, когда дойдем, если пределом возможного у нас считается Лефортово...

Вот так закончил свой рассказ Турецкий и оглядел присутствующих. Да все они прекрасно знали условия, в которых содержатся наши, отечественные подследственные. Ну Лефортово еще куда ни шло, а Бутырка? А сотни других тюрем по России - матушке?

И потому рассказ Саши вызвал у них двойственные чувства. С одной стороны, это наше вечное, привычное, кондовое: ну что ж, за морем житье действительно не худо. А с другой — как острая сердечная боль: ну когда же и мы, наконец, станем жить по-человечески? Неужели и правда не дождемся? За что нам такая подлая доля выпала? Почему мы толь­ко все болтаем, обещаем, врем, знаем, что врем, но даем руку или даже голову на отсечение, понимая, что все равно никому ничего у себя отсечь не позволим, и снова отчаянно обещаем?.. Где же конец- то лжи?..

Меркулов ничего не хотел говорить Турецкому о том, что ожидает того уже завтра с утра. Он хо­тел хоть на один вечер оставить человека в покое, дать ему возможность насладиться сполна радостью возвращения домой и общения с близкими друзьями.

Вот и Шура, и Слава Грязнов его правильно поняли. Тоже стараются не вспоминать о делах насущных.

— Ну все, хлопцы, давай по домам! — махнула рукой Шура. — Вы ж гляньте на Ирину, у нее на физиономии написано, как осточертели ей гости...

— Что вы, Александра Ивановна, как вам не стыдно! Меня-то за что? Разве я вас плохо угощаю? — Ирина состроила обиженную мину.

— Успокойся, девочка, — прогудела Шура. — Ты у нас на сегодня главный молодец. Но все должно когда-нибудь кончаться.

— Нет, погодите! Что-то здесь не так. — Саша развернулся к Грязнову, развалившемуся на диване. — Ты бы хоть поведал, что у вас тут стряслось без меня, друг называется. От нашего начальства фиг дождешься информации.

— Ну уж об этом ты можешь не беспокоиться, дружок! — захохотала Романова. — Мы с Костей нарочно решили тебя сегодня не травмировать. Отдыхай в последний раз. Ваше дело нынче молодое.

— Да успеем мы... — Саша выразительно подмигнул Ирине, и та, зардевшись, выскочила на кухню. — Чай поставь, подруга! — крикнул он ей вдо­гонку. — Ну давайте же, не томите. Я ведь все равно не отстану.

— Ой, да скажи ему, Костя, — как от надоедливой мухи отмахнулась Александра Ивановна. — Сам себе, дурак, не хочет покоя...

— За один день, можешь себе представить, — сказал Грязнов, — два заказных убийства. Такие пока соображения. — Он поглядел на Меркулова и Романову. — А нашу раскрываемость сам знаешь...

Пятнадцать из сотни, — морща нос, констатировал Меркулов, играя крышкой зажигалки. — Это по обычным, бытовым. По заказным — ноль.

Все сразу зашумели, возник спор. Турецкий, ссылаясь на свои американские встречи и курс лекций в полицейской академии в Виргинии, а также их статистику, стал доказывать, что это в корне неверно, ибо мировая практика подтверждает... Грязнов же, исходя именно из практики, только своей, отечественной, возражал, солидаризируясь в этом вопросе с Меркуловым: при тарифе от двух тысяч долларов до ста заказное убийство, выполненное профессионалами, на сегодня остается нераскрытым. А если учесть всяческие новые границы и даже чисто криминальные гособразования, вроде той же Чечни, Карабаха или Приднестровья, о Прибалтике уже как-то и говорить неудобно, то практически все убийства совершаются не любителями, а профессионалами. Которые потом спокойненько себе уходят и остаются безнаказанными.

— Субсидировать эти убийства есть кому, — авторитетно подтвердил Костя. — А поскольку некоторые состояния сегодня, — снова завел он свою песню, — исчисляются миллиардами не только рублей, но и долларов, а о миллионах и говорить нечего, то идущая по всей стране скрытая, но ожесточенная война за обладание сырьевыми ресурсами, за право их беспрепятственного вывоза за рубеж, где торговля по допинговым ценам приносит невероятные, баснословные барыши, эта экономическая война, а следовательно, и кровавые расправы с соперниками достигнут в обозримом будущем еще более угрожающих размеров.

Ой, да хлопцы вы мои дорогие! — решительно вступила в дискуссию Шура. — Дайте я вам скажу не как начальница сыскарей, а как простая баба. Кто кого убивает, а? Гад — гада. И пусть бы они поскорей друг с дружкой разделались. Знаю, нельзя мне так говорить, а душа иного не принимает. Вот давайте-ка вспомним, как нас учили: сыщик и преступник. Они безусловно находятся в разных лагерях. Между ними всегда идет настоящая, а не показушная война. И только от таланта, мужества сыщика зависит победа одной стороны над другой. Ну а теперь глядим, что мы имеем на сегодняшний день. Сколько мы обнаружили за последнее время, и не где-нибудь у чужого дяди, а в наших собственных доблестных рядах закоренелых преступников? А сколько еще не обнаружили и, боюсь, никогда не обнаружим? Это же, хлопцы, никакое не противостояние, а самые элементарные сообщающиеся сосуды. Сашок, сколько у тебя дырок в пузе? А у тебя, Славка? Про Костю я и не говорю. Вон и у меня до сих пор дырка в плече ноет... Спасибо тебе, родненький, — она ласково погладила лежащий на коленях большой целлофановый пакет, — не забыл старуху, панацею какую-то привез. Аж из самой Америки! — Она подняла указательный палец. — Своего же подобного у нас отродясь не было. Ладно. Не об том речь веду. Так вот, если они, эти суки, нынче заодно, зачем же нам всем, ответьте, головы-то свои драгоценные и единственные подставлять под ихние разборки? На хрена искать на свою голову приключений? Да подохни они все гуртом!.. Молчу. Никогда не таскать мне за эти речи генеральских погон. Ах, брошу все, уйду в отставку полковником!