Непойманный дождь - Надежда и Николай Зорины Страница 10

— Понятно, — парень усмехнулся, — потерялся в пространстве и времени. Такое бывает.

— Ты мне не веришь?

— Да верю, верю, успокойся. Глотни-ка еще коньяку.

Я безвольно принял у него из рук фляжку, сделал глоток — не потому, что хотел коньяка, а потому, что он хотел, чтобы я выпил и успокоился.

— И что, ты не слышал убегающих шагов, ничего в таком роде?

— Нет, не слышал, только звук выстрела.

— И конечно, ничего не видел?

— Кажется, нет.

— Что значит — кажется?

— Не знаю. Был какой-то сгусток темноты… это мог быть человек… я не уверен. Я испугался, ужасно, до безумия, испугался. Не потому, что я трус! Просто это ведь продолжение истории. Я хотел убежать, понимаешь? Но это оказалось невозможно. Они не дали мне убежать! И эта история никогда не закончится.

— Они?

— Долго объяснять. Хотя, пожалуй, я объясню. Расскажу, но сначала… Как ты думаешь, что все это может значить?

Парень опять усмехнулся, я внимательно следил за его реакцией, я очень не хотел, чтобы он все это воспринял как бред сумасшедшего, чтобы он меня сумасшедшим посчитал. Это было бы больно и страшно и совершенно безнадежно, словно тогда бы я уперся в тупик. Мне отчего-то казалось, что этот парень, именно этот парень способен мне помочь, в состоянии мне помочь, располагает такой возможностью. Когда-то у меня была потрясающая интуиция.

— Как была одета эта женщина?

— Да я же говорю, в летнем платье. В летнем, понимаешь?

— Это я понял, но как оно выглядело?

— Разве это важно?

— Думаю, да.

Черт возьми, он опять усмехнулся!

— Ну… — Я задумался. — Белое… во всяком случае, светлое, в темноте трудно было понять.

И на нем что-то… какие-то цветочки, что ли… Да, мелкие темные цветочки. И еще, — вдруг вспомнил я и ужасно обрадовался, что всплыла такая важная деталь, тогда я не обратил внимания, а сейчас отчетливо увидел, — воротник скрепляла брошка. Крупная такая, некрасивая брошка, кажется, из стекла. И туфли… — Меня понесло в воспоминаниях, я снова видел эту женщину, да так ясно, словно она снова шла, живая еще, по дороге, но теперь я ее рассматривал, внимательно рассматривал. — Нет, это были не туфли, а босоножки, белые, ну, или светлые. Спереди ремешки, каблук невысокий. — Я прикрыл глаза, чтобы перестать следить за реакцией моего конфидента, чтобы ничто не могло отвлечь. — Волосы светлые, неухоженные, забранные в лохматый пучок на затылке. Вся она какая-то пожилая, несвежая — такими бывают старые девы, не нашедшие себя в работе, ты понимаешь, о чем я?

— Да, да, продолжай.

— Ноги толстые, рыхлые, и руки толстые и рыхлые, и на ощупь… Ты не можешь себе представить, какой это был кошмар! Палец провалился в теплую мягкую массу — жуткое ощущение! Как тесто. Нет, это такой материал, невозможный в реальности, фантастический, который и возникнуть может только во сне. Вообще все это и напоминало сон, воспринималось сном. И если бы не одно обстоятельство, я бы так и считал, что все мне просто приснилось.

— Какое обстоятельство?

— Да, собственно, не важно, это на уровне ощущений, ты вряд ли поймешь.

— Уж постараюсь. — Он пошарил в карманах, вытащил пачку сигарет, протянул мне. — Будешь?

Я взял, вдруг ощутив, что страшно хочу курить. Жадно затянулся, вспомнил, что у меня есть свои сигареты, почему же я не закурил раньше, если так хотел? Парень тоже закурил.

— Обстоятельство заключалось в том, — продолжал я, — что… Понимаешь, я ехал из города, а потом оказалось, что возвращаюсь. С чего бы еще мне было вдруг переменить свои планы? У меня имелись веские причины уехать. И потом, все было слишком ощутимо, нереальная ситуация, но я ее слишком прочувствовал. И все помню, как оказалось, до мельчайших деталей. Вот сейчас даже запах вспомнил: от женщины пахло какими-то стародевичьими духами и немного потом. В летнем платье, на улице не больше десяти градусов, а пахло потом.

— Да, детали, это интересно, но и такое бывает. Ладно, поехали.

— Куда? — Я растерялся.

— Как — куда? На место преступления, конечно.

Он развернул машину и, не дожидаясь моего согласия, поехал.

…Никакой женщины на обочине дороги не оказалось. Мы прочесали всю трассу, вплоть до ближайшего населенного пункта, — ничего и никаких следов. Подкатили к моей одиноко стоящей машине. Он зачем-то ее тщательно обследовал, проверил багажник, но, конечно, не нашел никаких фактов, подтверждающих мою правдивость, и никаких улик против меня.

— Ладно, замяли, будем считать, что все это мне привиделось, — сказал я, ужасно отчего-то расстроившись. — Спасибо за участие. Извини. — Сел за руль и хотел уехать, но он меня остановил:

— Подожди! Расскажи, почему ты бежал из города.

— В это трудно поверить, а сейчас, после того как… ты мне не поверишь уж точно.

Он стоял рядом, на дороге, наклонясь ко мне через открытое окно, держась за дверцу, и, кажется, не собирался ее отпускать — даже в случае, если бы я вдруг дернул с места.

— Постараюсь поверить. Пойдем ко мне. У меня создалось впечатление, что твоя машина тебя пугает. Я отвезу тебя в город и позвоню в автослужбу — тебе пригонят автомобиль в целости и сохранности.

— Хочешь сказать, что я невменяем и машину вести не в состоянии?

— Да нет, просто так действительно лучше.

Мы пересели в его машину, снова закурили, он протянул мне фляжку и приготовился слушать. Но я долго не мог начать, не подбирались подходящие слова, ситуация мне самому опять стала казаться абсолютно нереальной.

— Знаешь, — проговорил парень, — так случайно вышло, до смешного случайно, что я как раз тот самый человек, который сможет решить твои проблемы.

Слова его прозвучали как-то зловеще или мне показалось? Почему мне так могло показаться, ведь я же сам думал, что именно он способен помочь?

Мнительность, болезненная мнительность, и ничего больше. Не стоит обращать внимания.

— Ильина, 37, — начал я и не удержался, проследил за его реакцией — никакой реакции не последовало. — Валуеву Анатолию Исаевичу, — продолжил и опять посмотрел, как он отреагирует — никак не отреагировал, — пришли четыре заказных письма. Одно за другим. — И замолчал, не зная, что еще прибавить, — главное и самое сложное я высказал.

— И что? — не выдержал он, когда мы в полном молчании почти одновременно докурили свои сигареты.

— Это было началом истории. Продолжение ты видел. Вернее, не видел, почему-то она исчезла. Продолжением была эта убитая женщина.

Он нажал на рычаг, машина плавно тронулась с места. Он мне ничего не сказал, совсем ничего — вздохнул и плавно пустил свою машину. И тогда меня прорвало, я ему все рассказал, сбивчиво, задыхаясь, но все-все, не упуская ни малейшей подробности. Мы въехали в город, а я все продолжал рассказывать. Он остановился у какого-то парка — гуща темноты и деревья, — но не прервал мой рассказ.