Джек Ричер, или Я уйду завтра - Ли Чайлд Страница 10

Я так до конца и не понял, кто они такие, – по крайней мере, тогда. Они отказались мне это сообщить. В пять утра в комнату вошли трое мужчин и разбудили меня. Они держались вежливо и деловито. На них были не дорогие, но и не дешевые костюмы, чистые и отутюженные, и начищенные до блеска ботинки. Я отметил про себя свежие короткие стрижки, красные лица и коренастые тела в отличной физической форме. Судя по их виду, они могли без особых проблем, но и без удовольствия пробежать половину марафонской дистанции. На первый взгляд мужчины производили впечатление военных, недавно уволившихся из армии, штабных офицеров, которых хедхантеры [13]заманили в какое-то здание из известняка внутри радиальных линий вашингтонского метро. Из тех, кто искренне верит в то, что они занимаются важными делами. Я попросил их предъявить удостоверения личности и значки, но они в ответ процитировали мне Патриотический акт [14]и заявили, что не обязаны представляться. Наверное, так и было, но я видел, что они испытали истинное наслаждение, когда говорили это.

В отместку я собрался заткнуться и не отвечать на их вопросы, но они заметили, что я обдумываю такую возможность, и процитировали еще один отрывок из Акта, давая мне понять, что на этой дороге меня ждет огромная куча неприятностей. Я мало чего боюсь, но твердо знаю, что связываться с нынешними представителями служб безопасности не стоит. Франц Кафка и Джордж Оруэлл дали бы мне точно такой же совет. Поэтому я пожал плечами и сказал, что готов ответить на их вопросы.

Для начала они сообщили мне, что им известно про мою службу в армии и они испытывают ко мне огромное уважение, что было либо дерьмовым и ничего не значащим клише, либо они сами раньше служили в военной полиции, потому что никто не уважает представителей ВП, кроме своих. Затем они заявили, что будут очень внимательно за мной наблюдать и узнают, говорю я правду или вру. Однако я ни секунды не сомневался, что это чушь собачья, поскольку только лучшие из нас на такое способны. А они к данной категории не относились, иначе занимали бы очень высокие посты и сейчас спали у себя дома где-нибудь в пригороде в Вирджинии, а не носились посреди ночи по I-95.

Но мне было нечего скрывать, поэтому я повторил, что готов ответить на их вопросы.

Их беспокоили три вещи. Первое: знал ли я женщину, которая застрелилась в поезде, и видел ли ее раньше?

Я ответил отрицательно, коротко и вежливо, спокойно, но твердо.

Они не стали задавать мне дополнительные вопросы, и я примерно понял, кто они такие и что делают. Они входили в чью-то команду Б, и их отправили на север, чтобы завести в тупик начатое расследование. Они строили вокруг него барьеры, хоронили и проводили черту под тем, что кто-то мог только смутно заподозрить. Они хотели получить отрицательные ответы на все свои вопросы, чтобы закрыть дело окончательно и бесповоротно. Причем так, чтобы не осталось никаких болтающихся концов. Кроме того, смерть женщины не должна была выглядеть как серьезное событие и привлечь внимание общественности. В их задачу входило отправиться в обратный путь с твердой уверенностью, что все забыли о происшествии в метро.

Второй вопрос звучал так: «Знаком ли я с женщиной по имени Лиля Хос?»

Я ответил, что незнаком, потому что так и было – тогда.

Третий вопрос скорее походил на длинный диалог. Его начал агент, который возглавлял группу; он был немного старше и ниже ростом других двоих. Возможно, и немного умнее.

– Вы подошли к женщине, которая ехала в поезде метро.

Я не стал ничего говорить, поскольку в мою задачу входило отвечать на вопросы, а не комментировать утвердительные предложения.

– Как близко вы к ней подошли? – спросил агент.

– Я остановился примерно в шести футах, – ответил я.

– Достаточно близко, чтобы к ней прикоснуться?

– Нет.

– Если бы вы вытянули руку и она протянула вам свою, вы могли бы дотронуться друг до друга?

– Возможно, – сказал я.

– Ответ «да» или «нет»?

– Ответ «возможно». Я знаю, какой длины у меня руки. Но у меня нет такой информации касательно нее.

– Она вам что-нибудь передала?

– Нет.

– Вы взяли у нее что-нибудь?

– Нет.

– Вы взяли что-нибудь с ее тела после того, как она умерла?

– Нет.

– А кто-то другой?

– Я ничего такого не видел.

– Вы не заметили, не выпало ли что-нибудь из ее руки, сумки или одежды?

– Нет.

– Она вам что-нибудь сказала?

– Ничего существенного.

– Она разговаривала с кем-то еще?

– Нет.

– Вы не могли бы достать все, что у вас лежит в карманах? – попросил он.

Я пожал плечами, потому что мне было нечего скрывать, и по очереди выложил содержимое своих карманов на ободранный стол. Свернутые в трубочку бумажные деньги и несколько монет, просроченный паспорт, карточку банкомата, складную зубную щетку и карточку метро, по которой я туда вошел. И визитку Терезы Ли.

Старший агент повозил мои вещи по столу пальцем и кивнул одному из своих подчиненных, который подошел ко мне и обыскал. Получилось у него не слишком профессионально, он ничего не нашел и покачал головой.

– Спасибо, мистер Ричер, – сказал главный.

И они убрались восвояси, все трое, так же быстро, как и появились. Я слегка удивился, но остался вполне доволен. Разложил свои вещи обратно по карманам, дождался, когда они дойдут до конца коридора, и вышел из комнаты допросов. Повсюду царила тишина. Я увидел Терезу Ли, которая сидела за письменным столом и ничего не делала, и ее напарника Доэрти; он вел потрепанного мужчину среднего роста, лет сорока, через общую комнату в крошечное квадратное помещение в дальнем конце. Мужчина был в мятой футболке и красных спортивных штанах. Он явно ушел из дома не причесавшись, потому что его седые волосы торчали в разные стороны. Тереза Ли заметила, что я на него смотрю, и сказала:

– Родственник.

– Той женщины?

Ли кивнула.

– У нее в бумажнике лежала записка с телефоном и прочими сведениями. Это ее брат. Он сам полицейский. В маленьком городке в Нью-Джерси. Он сразу приехал, как только мы с ним связались.

– Бедняга.

– Да уж. Мы не стали просить его опознать труп. Она слишком обезображена. А ему сказали, что потребуется закрытый гроб. Он все понял.