По закону "Триады" - Фридрих Незнанский Страница 10

— Откуда же они берут все данные? — спросил Меркулов.

— Как откуда? Информацию поставляет тот, кто имеет к ней доступ.

— Значит, что охраняем — то и «сливаем»?

— Наверно. Это вам видней. Но в любой организации есть человек, который недоволен соотношением своей зарплаты и ответственности за выполняемую работу. Сотрудники служб безопасности, например, или компьютерщики.

Пора было приступать к главному.

— Максим, вы слышали о банке «Аргус»?

Макс наморщил лоб. Меркулов подсказал, чтобы сэкономить время:

— Его недавно постигла такая участь. Часть базы данных попала на рынок.

— И что?

— Это бывший частный банк. Но последние шесть лет он является филиалом Внешторгбанка. Это серьезный удар по государственной безопасности. Не говоря уж о возникших финансовых проблемах.

— Значит, пусть ФСБ этим занимается.

— Они занимаются, но не могу найти никаких концов. Мотив утечки отсутствует. Также как и персоналии этой самой утечки. Мне эта ситуация представляется тупиковой. Как база данных попала на рынок? Почему только фрагментарно? Кому от этого выгода?

— Ну, тут схема простая, — отмахнулся Макс.

— Как это? — остолбенел Меркулов.

— Да просто. Банк государственный, говорите? Тем более. Без человека в структуре банка обойтись не могло. Я думаю, было так. Некая организация, а точнее, ее служба безопасности ежемесячно покупала у сотрудника банка информацию. В этой организации был программист, который превращал полученную информацию в удобоваримую базу данных. На каком-то этапе в процессе оказалось задействовано слишком много людей, и база стала утекать. Скорей всего, изначально ее покупали, чтобы продавать целиком и задорого, а стали — частями и за сколько выйдет.

Меркулов только покачал головой. Ну и мозги! Может, в чипсах и подвальном воздухе действительно что-то есть?

Хорошо было бы, конечно, установить слежку за работниками банка. Но это же несколько сот человек…

Меркулов вспомнил, как Турецкий рассказывал, что в Штатах у АНБ — Агентства национальной безопасности — работает такая компьютерная программа: если человек в обычном телефонном разговоре произносит слово из специального списка, скажем «война», «Саддам», «Бен Ладен», «тротил» и так далее, то его разговор начинает автоматически записываться, потом анализируется и передается куда надо, после чего принимается обоснованное решение, начинать следить за этим человеком или оставить его в покое, поскольку, допустим, это был обычный обывательский треп. То есть там при необходимости запросто слушают всю страну. Но ведь это уже концлагерь получается, а не страна…

Константин Дмитриевич заглянул к Голованову.

— Привет, Сева, есть новости по Мальцеву?

Голованов скривился, как от зубной боли.

— Понятно, — вздохнул Меркулов. — Покопайся в его бухгалтерии, что ли.

— Так сколько копался уже!

— И все же.

Несколько дней слежки за Дашей Филипп Агеев смело мог записать себе в актив. Наконец она «привела» его на киносъемки. Это было уже что-то.

На аллее парка были разложены рельсы для съемочной тележки. Сновали люди с реквизитом. Вдали — кинокамера, возле нее седовласый человек что-то объяснял кинооператору лет сорока.

Дама в пышном белом парике и в кринолиновом платье — Любовь Зарусская — сидела на старой чугунной парковой скамейке, в тени деревьев. Ее возраст определить было трудно — от сорока пяти до шестидесяти. Она обмахивалась веером и томно говорила кому-то невидимому, кто предположительно сидел рядом:

— Ну что вы, право… Изящество — это свойство каждой дамы… в любую эпоху… — очевидно, что она продолжает играть роль. — А вот галантность относится только к кавалерам. Это их священный долг и почетная обязанность. — И вдруг весело засмеялась и вышла из образа: — Я правда так думаю!

Слева от актрисы на скамейке сидела журналистка — джинсы, курточка, бейсболка, микрофон в руках. Возле скамейки стоял оператор с видеокамерой.

Журналистка подобострастно спросила:

— А как вам на этой исторической картине работается с Вадимом Алексеевичем? Ведь известно, что он, как режиссер, никогда особо не приветствовал костюмное кино…

Актриса выслушала вопрос вполне благосклонно, кивнула.

— Я рада, что Вадим продолжает искать, увлекаться. А работается — великолепно! Как всегда. Мы давно понимаем друг друга без слов…

На аллее появилась Дарья. Увидев на скамейке актрису, она помахала рукой и ускорила шаг.

Журналистка тем временем не отступала:

— Но говорят, что муж-режиссер и жена-актриса — ситуация взрывоопасная, невозможно дома отвлечься от работы…

На этот раз актриса ответила несколько напряженно:

— А зачем от нее отвлекаться? Кино — это же наша жизнь… — Возможно, потому, что заметила наконец Дашу и ответно ей помахала.

Актриса встала:

— Знаете, Вадим вам об этом просто замечательно расскажет. Вон он как раз с оператором говорит. Ловите, а то снова убежит.

Дарья, отойдя в тень липы, наблюдала, как журналистка поспешно поблагодарила актрису и побежала в дальний конец аллеи, где стоял седовласый режиссер Зарусский. Оператор с телекамерой побежал за ней. Актриса, шурша платьем, подошла к Даше. Они поцеловались, как это делают женщины в макияже, — чмокая губами воздух.

— Дашенька, что случилось? Что-то срочное? Ты второй раз ко мне на площадку приезжаешь.

— Люба, не могу больше, — хриплым голосом сказала Дарья. — Я за эти дни истеричкой стала… — Дарья подавила слезы. — Всегда, всегда умела с собой справиться, а тут…

Актриса вдруг чего-то испугалась и затормошила подругу.

— Ну что ты?! Возьми себя в руки! Сейчас же! Если Вадим подойдет, а ты тут в таком виде? Что мы ему скажем?

Дарья вздохнула:

— Скажем… Скажем… что я переживаю, убили моего друга детства…

— И второй раз за два дня приходишь ко мне на площадку? Учитывая, что мы по полгода не видимся?

Среди снующих взад-вперед по аллее членов съемочной группы прогуливался оперативник «Глории» Филипп Агеев. На него никто не обращал внимания. Агеев поправил микрофон в ухе.

Дарья снова плакала, актриса говорила холодно, жестко, негромко:

— Даша, мы с тобой договаривались? Договаривались.

Дарья кивнула.

— Договаривались раз и навсегда! Ну?!

С полминуты ушло на то, чтобы Даша наконец перестала всхлипывать, теперь она только смотрела затравленно и кивала.

— Ты знаешь, на кого сейчас похожа?