Убийство в Невском переулке - Игорь Москвин Страница 10

— А в столицу?

— Взято семь билетов, два — первого класса, и пять — второго.

— Все отъезжающие вам знакомы?

— Нет, не все.

— Кого вы не признали?

— Двоих, которые взяли билеты третьего класса.

— Вы ранее их видели?

— Нет, в первый раз, — чиновник начал пояснять: — Господин Жуков, у меня память хорошая на лица, будьте уверены, что если один раз увижу кого, то уже никогда не забуду.

— Это замечательно, значит, можете назвать имена всех, кого узнали?

— Могу, — просто сказал Иван Егорович, Миша даже замер на секунду.

— И кто там был?

— Тимохин, — чиновник смотрел не на Жукова, а на пристава, тот кивнул, — Иванов, который Петр Трофимович, — пристав опять кивнул. — Степаниха, — и поправился: — Евдокия Степановна, Приблудов-старший, эти двое, которые в первый раз, и еще один.

— Уехавший первым классом? — Мишино сердце застучало паровым молотом.

— Первым.

— Вы раньше его встречали?

— Да.

— Где? — От волнения Жуков произнес вопрос дважды, первый прозвучал так тихо, что Минц не услышал.

— Здесь на станции.

— Давно?

— Вот даты для меня темный лес, в отличие от лиц, — сказал начальник станции. — Думаю, в последний раз под Рождество.

— Полтора месяца тому.

— Получается, так.

— Вы видели этого человека один раз?

— Нет, что вы, — Минц возвел глаза к потолку и начал загибать пальцы. — Четыре, именно, четыре.

— И ты знаешь, к кому он наведывался?

— К Федору Семенычу, — уверенно сказал начальник станции.

— На чем зиждется такая уверенность?

— Так Афанасия Львовича сам Федор Семеныч провожали.

— Может, в тот день вы разговаривали с Федором Семенычем? — Миша даже руки потер от удовольствия.

— Было дело, — зарделся от собственной значимости Минц.

— Так, может быть, господин Перышкин о спутнике что-нибудь говорил.

— Точно так, Федор Семеныч подняли кверху палец, вот так, — Иван Егорович показал, как воздел руку местный богатей, — и сказали: «Сей человек имеет столько сейфов, что нам и не снилось!» Тогда я подумал, что человек сей богат, как Крез.

— Значит, Афанасий Львович, говорите, его зовут?

— Истинно так.

— Более его не встречали?

— Один-два раза.

— Каждый раз его провожал Федор Семеныч?

— Никак нет, провожали только в тот раз, о котором я упоминал.

— Хорошо. Те двое неизвестных, они с Афанасием Львовичем были?

— Никак нет, и билеты отдельно брали, и держались особняком, — начальник станции возвел глаза к потолку, что-то вспоминая. — Нет, мне кажется, не знакомы они были.

— Да, — Миша наморщил лоб. — Эти двое с багажом уезжали?

— Н-е-е-т, — тянул Иван Егорович, — нет, багажа с ними не видел.

— А Афанасий Львович?

— Тот с саквояжем, как доктора носят.

— Значит, они уехали на поезде в шесть сорок две в направлении столицы.

— Так точно.

— Как выглядел этот Афанасий Львович? Ну, лицо круглое, вытянутое, с бородой, усами, как?

— Обычно, — пожал плечами начальник станции, при этом сведя брови к переносице. — Темное пальто.

— Черное?

— Когда он протягивал мне деньги, то в свете лампы оно показалось мне темно-синим, нежели черным. Кожаные перчатки с тремя пуговками, вот здесь, — он показал на своей руке, — усов и бороды я не приметил, вот нос длинный, как у птицы, и прямой такой, заостренный, лицо вытянутое, и губы такие узкие, словно бы щель под носом, на подбородке ямочка.

— Шрамов, родинок на лице не было?

— Нет, не заметил, деньги достал из потертого бумажника, я уж подумал, что такой важный человек, а жалеет пары рублей на новый.

— Какого он росту был?

— Пожалуй, повыше меня, это я, господин Жуков, — увидев удивленный Мишин взгляд, пояснил Минц, — по окошку кассы сужу.

— Те двое?

— Вот они какие-то безликие Тот, что билет брал, у него на тыльной стороне ладони пятно, видимо, от ожога. Лица скучные, — и снова начал пояснять: — Такие не запоминающиеся, с небольшими бородками и, как мне показалось, бегающими пронырливыми глазками.

— Это все?

— Да.

— Тогда вопросов боле не имею, — произнес Жуков, — а вы, Александр Иванович?

— Нет, нет, — молодецки вскочил со стула поручик, — теперь куда?

— Пожалуй, в сыскное.

КОГДА ШЛИ ПО дебаркадеру, распираемый от вопросов поручик не выдержал:

— Как теперь искать Афанасия Львовича? Это сродни поиску иголки в стогу сена, да еще безлунной ночью.

— В чем-то вы правы, любезный Александр Иванович, не всегда убийца сидит на месте преступления, протягивая руки для ареста. Иногда приходится голову приложить, ноги, побегать, поискать. Не все сразу.

— Кроме имени, что еще полезного почерпнули вы из рассказа начальника станции?

— Конечно, — Миша расплылся в улыбке. — Портрет, подтверждение тому, что преступников трое, что они направились в столицу, что один из них знакомец нашего Федьки Веселого. Разве ж этого мало?

— Не знаю, — признался пристав.

КОГДА ЖУКОВ ЗАКОНЧИЛ докладывать, Путилин хотел подняться, но поморщился, почувствовав, как сильная боль пронзила правое колено.

— Итак, мы имеем Афанасия Львовича и двух сотоварищей.

— Как вы и предполагали.

Иван Дмитриевич отмахнулся:

— Тоже мне задача… Значит, ты предполагаешь, что искомый гражданин имеет своей специальностью вскрытие сейфов и железных ящиков?

— Именно так я воспринимаю слова, высказанные Федькой начальнику станции Минцу.

— Вполне может быть правдой, но почему такой мастер пошел на такое кровавое преступление?

Вопрос повис в воздухе.

— Душа человеческая — такая же тайна, как и он сам, — начал рассуждать Жуков, но был тут же перебит начальником:

— О душе потом поговорим, а ныне о нашем убивце. Какие соображения?

— Иван Дмитрич, с такими приметами я не припомню ни одного мастера по сейфам.

— Ну, Миша, ты меня удивляешь, — с хитринкой в голосе сказал Путилин. — А если подумать?

— Неужели на нашем горизонте попадалась эта личность? — искренне удивился Жуков.