Портрет мафии крупным планом - Алексей Макеев Страница 11

– Да, серьезная женщина… Теперь понятно, почему вам, Борис Игоревич, захотелось срочно спрятаться. И понятно, что Григорию Артюхову потребовалась большая храбрость, чтобы задумать и написать свою картину. Стало быть, вы, Борис Игоревич, были вечером в мастерской у Артюхова?

– Да, я там был, – кивнул искусствовед.

– И видели почти законченную картину?

– Да, видел картину, на которой были вполне прописаны лица двух участников дележа. А у третьего лицо было лишь обозначено.

– Во сколько вы ушли от Артюхова?

– Это было… погодите, дайте вспомнить… – Художник задумался, пошевелил губами, припоминая, потом сказал: – В одиннадцать! Да, это было в одиннадцать с минутами.

– И больше вы Артюхова не видели?

– Нет, не видел.

– А как вы узнали о его смерти?

– В среду утром… тоже примерно в одиннадцать, но утра, мне позвонила Наташа. Я имею в виду жену Артюхова. Она так рыдала в трубку, что я несколько минут ничего не мог понять. Потом сказала, что пришла в мастерскую к мужу, и вот…

– И что вы стали делать?

– Что я делал? Да ничего. Оставался на работе. Даже экскурсию какую-то проводил… Но в голове была только одна мысль: «Артюхова убили, теперь и меня убьют. За то, что видел». С работы домой шел – все время оглядывался. Все думал: из какой подворотни на меня кинется убийца. А ночью твердо решил: на работу не ходить и домой не возвращаться. Позвонил Лёне, попросил меня укрыть. Он согласился…

– Скажите, когда вы во вторник выходили из мастерской, вы никого не заметили? Никакого человека рядом?

– Нет, вроде никого не было. На другой стороне улицы стояло несколько машин… Но были ли там люди, я не знаю. Темно было, я не видел.

– Хорошо, а теперь скажите мне, все трое, – окинул взглядом своих собеседников Гуров, – кто мог быть тот третий, кого Артюхов хотел написать на своей картине в последнюю очередь?

И снова люди возле стола переглянулись. Первой заговорила Настя:

– Есть несколько кандидатов. Например, городской прокурор Угрюмов. Всем известно, что он находится с судьей Веселовой в прекрасных отношениях. Веселова очень любит всякого рода пикники, шашлыки, поездки по Волге. А у Угрюмова имеется мощный катер. Даже не катер, а небольшая моторная яхта. И он возит на ней и Веселову, и других друзей к себе на дачу на Зеленом острове. Эта яхта миллиона три стоит, я узнавала. Спрашивается, откуда у прокурора такие деньги?

– Еще начальник областной полиции Тарасов там мог оказаться, – сказал Сорокин. – У него, правда, катера нет, зато имеются то ли три, то ли четыре старинных автомобиля. Генерал любит старинные авто. Держит специального человека, который их чинит, переделывает, лакирует, так что они выглядят как новенькие. Это ведь тоже деньги немалые…

– Вот как… – протянул Гуров. – А ведь я успел познакомиться с Тарасовым. И он показался мне порядочным человеком. Впрочем, первое впечатление может обмануть…

– А еще это мог быть кто-то из следственного комитета, – добавил Шмайлис. – Кто именно, не знаю, я расследованиями не занимаюсь. Но я слышал, что следователи в нашем городе бедно не живут.

– Теперь попробуем зайти с другого конца, – предложил Гуров. – Нет, спасибо, чая мне больше не надо и так скоро лопну. Чай у вас, надо сказать, превосходный. Так вот, зайдем с другого конца и попробуем понять, от кого убийца мог узнать о новой картине Артюхова. Как я понял, о ней знали все, кто здесь присутствует – Настя, Леонид и Борис Игоревич, – я правильно понял?

– Да, я заходил к Грише во вторник, в середине дня, – подтвердил Шмайлис. – Меня об этом уже спрашивал следователь. И я ему сказал то же самое, что и вам сейчас скажу – картины я не видел. Она стояла, накрытая тканью, лицом к стене.

– А вот Борис Игоревич картину видел, – продолжал Гуров. – Видел, но сразу оценил опасность, которая с ней связана. И вряд ли кому-то о ней рассказывал. Правильно?

– Ни одному человеку не говорил, – твердо заявил Сорокин.

– Остается наша милая Настя. – Лев повернулся к девушке: – Постарайтесь вспомнить, Настенька, кому вы говорили о замечательной картине, которую пишет Артюхов?

Настя гневно взглянула на сыщика. Она понимала, какое тяжелое обвинение ей сейчас было предъявлено. Однако не стала отговариваться, уверять, что все время держала язык за зубами. Вместо этого наморщила лоб, вспоминая, затем произнесла:

– Да, я говорила… Когда была в редакции, я рассказала о картине редактору наших «Княжевских вестей» Денису Каричеву. Он знает о моей дружбе с Артюховым, охотно помещал мои статьи о нем. Так что было бы странно ему не сказать. Еще я упомянула о картине в разговоре с Ирой Прониной. Ира – корреспондент, как и я, она мне почти подруга. И я не думаю, что через нее эта новость могла дойти… до этих людей. Ну и, наконец, я позвонила Николаю Петровичу.

– Козлову, что ли? – уточнил Сорокин. Заметно было, что при упоминании этой фамилии его всего перекосило.

– Да, Козлову! – сердито подтвердила девушка. – Николай Петрович – самый большой друг Григория Алексеевича, он так много для него сделал! И он должен был знать о такой важной работе.

– И что вам ответил на ваше сообщение Козлов? – спросил Гуров.

– Он очень заинтересовался! Очень! Обрадовался, что Григорий Алексеевич начал разрабатывать новое направление. Помню, сказал так: «Надо будет Григория поощрить, чтобы и дальше двигался в эту сторону. Живопись как разоблачение! Картина как поступок! Кажется, такого еще не было. Это произведет фурор!» Обещал, что в ближайшее время обязательно заглянет в мастерскую Артюхова, посмотрит картину.

– Обещал, что посмотрит… – медленно повторил Гуров последние слова журналистки. – И после этого Козлов исчез… Следствие его ищет, но не может найти. Да, интересно… Однако мы не закончили наш разбор. Ведь кроме людей, которые сидят здесь, наверняка были и другие, кто видел картину «Делёж». Давайте составим полный список. Леонид, начнем с вас. Как вы думаете, кто мог за последнюю неделю заходить к Артюхову и увидеть полотно?

Шмайлис наклонил голову, задумался. Потом сказал:

– Надо узнать, заходили или нет в последнюю неделю к Григорию Женя Пикляев и Люда Сейфулина. Из наших княжевских художников они к нему ближе всех были – ну, кроме меня. Обычно, как не зайду к Григорию, там обязательно сидит или Борис, – кивнул он на сидящего рядом искусствоведа, – или Люда Сейфулина, или Женя. Они оба намного моложе Григория и считают его как бы своим учителем. Причем Люда – ученица полностью преданная, а Женя – он такой… бунтующий. Время от времени Женю прорывало, и он начинал с Григорием спорить. Даже до ссор доходило. Бывало, Женя заявлял, что больше не может терпеть эту «диктатуру убожества», и ноги его в мастерской Григория не будет. Но потом снова приходил…

– Да, фамилию Пикляева я уже слышал в связи с этим несчастьем, – задумчиво произнес Лев. – И я точно знаю, что он к Артюхову заходил. Об этом он сам сказал следователю. Однако мне говорили не только о ссорах. Говорили, что Пикляев завидовал Артюхову, даже устраивал против него какие-то интриги… Что Пикляев мог убить Артюхова…

Конец ознакомительного фрагмента