Обет без молчания - Ольга Володарская Страница 11

— Только после тебя! — ответил «лесовичок».

— Не дождешься. Я еще на твою могилу плюну.

Потускневшие глаза стариков зажглись и стали метать молнии. Эти двое люто друг друга ненавидели, и это было очевидно.

— А ты чего встал? — перекинулся на Кира Фредди. — Тут тебе не представление. Иди отсюда!

Пришлось ретироваться.

Отойдя от дома метров на пятнадцать, Хан обернулся и увидел, как старики спускаются в подвал, о чем-то ожесточенно споря.

Сидя в ресторане своего отеля за ужином, Кирилл все думал о Фридрихе Хайнце. Общение с ним не принесло удовольствия, но помогло получить информацию, пусть и субъективную. Теперь Хан знал о брате своего деда, антифашисте. В то, что он прятал евреев у себя в доме, желая за их счет обогатиться, он не верил. Желчный старик Хайнц оговорит и святого. Все у него плохие, в том числе собственный сын.

Но у Людовика был еще брат, и о нем Кирилл не расспросил, не выразил желания посмотреть семейные фото. Наверняка какие-то сохранились. По доброте душевной Фредди, конечно, ничего не сделает. Но если ему предложить денег, вполне возможно приложит небольшое усилие.

Хан быстро доел зауэркраут [1], а рульку до конца не осилил, слишком была жирна. Под пивко она бы пошла неплохо, но ему завтра вставать рано, чтобы ехать в аэропорт, а он уже кружку выпил. На сегодня хватит!

Из ресторана он вышел в восемь и сразу направился к остановке. Теперь он знал, на какой автобус сесть, чтобы добраться до района, в котором жили его предки. Кир решил съездить туда еще раз, и, если старик Фредди не спит, поговорить с ним. Не откроет — не страшно. Возьмет такси и вернется в отель и в десять уже отправится на боковую.

Он доехал до Альтен-штрассе без приключений за сорок минут. Еще двадцать потребовалось на то, чтобы дойти до Краузе, тринадцать. В центре Берлина кипела жизнь, а тут было очень тихо, спокойно и малолюдно. Киру всего пара человек встретилась по пути. Все вернулись с работы и засели по домам. Это было свойственно обитателям спальных районов европейских городов. Они если гуляли вечерами, то только в праздники, церковные или национальные. А семейные отмечали на заднем дворе, жаря барбекю, или в маленьких заведениях на своей же улице.

Кир подходил к нужному дому, когда увидел человека, третьего за эти двадцать минут. Первые двое выгуливали собак, а этот стремительно шел. На нем был дождевик с капюшоном, огромный и серебристый — просто плащ-палатка из полиэтилена. Такой выручит, если льет как из ведра, а погода была всего лишь влажной. Да, иногда крапало, но Кир даже зонт ни разу не раскрыл, хоть и взял его с собой.

«Космический охотник» пронесся мимо Хана. Их разделяло три метра минимум, поэтому он не смог разглядеть ни лица, ни фигуры. Это и неудивительно, ведь все скрывал дождевик. Но Кир уловил запах. Его донес порыв ветра. От прохожего пахло кофе и табаком…

Тем кофе и табаком, что пил и курил Фредди Хайнц!

Значит, человек в плащ-палатке из непрозрачного серебристого полиэтилена только что вышел из его подвала. Получается, старик еще не спит.

Хан подошел к лестнице, ведущей вниз, приостановился и обернулся. Ему показалось, что то же самое сделал странный прохожий. Но было уже далеко и довольно темно, поэтому Кирилл мог ошибаться. Он спустился, постучал в дверь. Ему не открыли, но Хан решил проявить настойчивость. Старик явно не спит. Тут, на пятачке у двери, пахнет табаком и кофе, а еще прогорающими дровами, значит, из квартиры недавно выходили. И кто, ему понятно. Космический охотник! А дождевик он напялил, потому что с навеса капало, и тот решил, что дождь.

Кирилл стукнул посильнее, кулаком. Дверь поехала. Она оказалась незапертой.

Переступив через порог, Хан громко позвал Хайнца.

Тот не ответил, но из гостиной раздался треск. Кир сделал несколько шагов вперед, остановился у проема. В камине ярко вспыхнуло одно из поленьев. Оно и треснуло, а свет пламени озарил комнату, и Кир увидел старика Хайнца. Он лежал на диване под пледом. И смотрел на…

Хана?

Ему так показалось. А потом он понял, что Фредди никого не видит. Глаза его пусты.

Старик мертв.

Кирилл стал пятиться. Тут полено снова треснуло, над ним взметнулись искры. Красные блики упали на лицо покойника, и Киру почудилось, что его глаза загораются.

Кирилл Ханов не боялся покойников, но этот навел на него ужас.

А еще жара в помещении стала невыносимой, появились какие-то посторонние запахи. Просто гари, скорее всего, но Кир будто уловил запах серы.

«Я будто в аду!» — мысленно возопил он и бросился вон.

Элизабет, или, как все ее называли, Бетти, не переставала удивляться тому, что нравится мужчинам. Рост — метр с кепкой. Фигура хоть и неплохая, но немодельная. Ножки, ручки короткие, пухленькие. Нос вздернут, глаза узковаты, рот широковат. А золотисто-русые волосы пусть и густы, но лежат так, как им вздумается. На фотографиях Бетти получалась плохо, и, кто видел ее сначала на них, считал дурнушкой. Но стоило человеку познакомиться с ней лично, как все менялось. Ею очаровывались мгновенно. Бетти всего лишь улыбалась и уже становилась привлекательнее. А все из-за ямочек на розовых щечках. Но не только они Бетти красили. Еще глаза, пусть небольшие, но миндалевидные и изумрудно-зеленые, играющие от смешинок. Элизабет была хохотушкой, и они часто горели, на щечках играли ямочки, рот растягивался до ушей, и были видны пусть неидеальные по форме, но крепкие белые зубы, а непослушная челка падала на лоб, предавая девушке залихватский вид. У Бетти в детстве было прозвище Гаечка. Так звали очаровательную бурундучиху из диснеевского мультсериала «Чип и Дейл спешат на помощь». Все его смотрели, а мальчикам особенно нравилась Гаечка.

Бетти родилась и выросла в Берлине. По окончании школы уехала в Лондон, чтобы получить образование. Ее мама была чистокровной немкой, а отец наполовину англичанином. В Рочестере обитала его многочисленная родня, и Бетти сначала жила у тетки. Но, устав мотаться каждый день на поезде на учебу, нашла подработку и сняла комнату в квартире рядом с колледжем. Вместе с ней в ней обитали еще три человека, два таких же студента и один начинающий актер, он же официант Парис. Наполовину грек, на четверть турок, на оставшуюся часть ирландец. Более гремучей смеси кровей и не придумаешь! Парис уродился писаным красавцем с необузданным нравом. Правильные черты лица, смоляные кудри, пронзительные голубые глаза, унаследованные от ирландского деда, завораживали всех, в том числе кастинг-директоров и продюсеров. Париса часто звали на съемки, но дальше эпизодов дело не шло. Режиссеры терпеть не могли таких, как он, никому не известных, но с гонором. Его бы и в официантах не держали, если бы рестораном, где он работал, не владел дядя.