Тьма над Петроградом - Наталья Александрова Страница 11

– Я сам принял решение, – уклончиво ответилБорис, – теперь назад пути нет. Тем более что за эту работу предлагаюттакие приличные деньги.

– Однако я чувствую некоторую ответственность… –Теперь голос Аркадия Петровича звучал нерешительно, что случалось достаточноредко, однако Борис не стал удивляться, его занимало сейчас другое.

Они выпили с Горецким кофе и теперь шли не спеша понабережной Сены мимо лотков букинистов. Дул легкий ветерок, пахло весеннейводой и жареными каштанами.

– Вы, голубчик, представляете себе нынешнюю ситуацию вРоссии? – спросил Горецкий и, не дождавшись ответа, продолжил: – Кдвадцать первому году в Советской России была полная разруха, причем по всейстране. В городах стояли фабрики и заводы из-за нехватки топлива, потому чторудники и шахты в Сибири были разрушены. Можете себе представить, что металлапроизводили примерно столько, сколько выплавляли его в начале восемнадцатоговека при Петре Первом!

Борис усмехнулся: профессор Горецкий в своем репертуаре, онобожает читать лекции. Ну да ладно, послушаем, всегда полезно узнать что-тоновое…

– Рабочие были вынуждены покидать города и уезжать вдеревню, чтобы не умереть с голоду, – продолжал Горецкий, – а вдеревне тоже было не сладко. Вы слышали, надеюсь, о продразверстке? По всейпровинции рыскали продотряды и отбирали подчистую у крестьянина весь хлеб.Крестьяне, возмущенные этими действиями, поднялись на вооруженную борьбу.

– Что ж они раньше не боролись? – угрюмо спросилБорис. – Когда грабить барские имения разрешали, им большевики нравились…

– Оставим это сейчас, – отмахнулсяГорецкий, – я хочу обрисовать вам положение в России. Так вот, послевосстаний на Украине, в Поволжье, на Кубани и в Сибири, а особенно под Тамбовомнедовольство в армии вылилось в огромное восстание в Кронштадте. Оно шло подлозунгом «Советы без коммунистов!». Восстание подавили с большим трудом, частьучастников расстреляли, остальные ушли по льду в Финляндию.

После этого большевики поняли, что при таких условиях властьим не удержать, и провозгласили НЭП – новую экономическую политику, то естьвременную уступку частному сектору. Продразверстка была заменена продналогом,что позволило вздохнуть крестьянству, в городах расцвели пышным цветомвсевозможные акционерные компании, тресты, появились частные магазины,мастерские и фабрики. Так что не удивляйтесь, вы найдете Россию совсем нетакой, какой ее покидали.

У Бориса на языке вертелся вопрос, откуда же сам Горецкийвсе это знает, если не был в России больше двух лет, но он благоразумнопромолчал.

Париж по ночам, кажется, совсем не спит. Ближе к утру тольколихорадочнее блестят глаза женщин, болезненнее светят электрические фонари наоживленных улицах, живее разговаривают завсегдатаи ночных заведений, громче иразвязнее смеются собственным не слишком умным шуткам.

В одно из таких заведений зашел во втором часу ночи плотныйподвижный брюнет с густой щеткой усов на несколько кошачьем лице. Он устроилсяза столиком возле окна, который закрывала собой пыльная раскидистая пальма,хлопнул ладонью по мраморной столешнице.

Тут же возле него образовался гарсон – обычный парижскийгарсон с прилизанными редкими волосами, густо смазанными бриолином, с кривымподозрительным носом, в несвежем белом фартуке.

– Мосье Жан! – проговорил гарсон, узнавпосетителя. – Вы сегодня поздно! Вам как обычно?

Ванечка молча кивнул. Гарсон для виду повозил по столутряпкой, удалился, через несколько минут вернулся с рюмкой кальвадоса играфином воды.

– Как дела? – вежливо осведомился гарсон,расставляя принесенное на столе.

– Нормально, – довольно кисло отозвался клиент иотвернулся к окну.

Гарсон пожал плечами и отошел к другому столу.

С этими русскими никогда не поймешь, как себя вести. Онхотел быть вежливым, завел разговор…

Ванечка пригубил кальвадос, окинул взглядом зал.

За пальмой он чувствовал себя в относительной безопасности имог разглядывать немногочисленных посетителей заведения – траченных жизньюсубъектов неопределенного возраста, вышедших в тираж проституток, воров схолеными руками музыкантов и бегающими, беспокойными глазами.

Вдруг дверь отворилась, и Ванечка увидел на пороге лицо,чрезвычайно хорошо ему знакомое. Он даже приподнялся было, чтобы приветливопомахать рукой и пригласить появившуюся особу за свой стол, но с удивлениемзаметил, что особа эта держится с неуместной настороженностью, попросту говоря– воровато. Это поведение показалось Ванечке весьма странным, и он не сталпривлекать к себе внимания, напротив, спрятался за пальму и принялся наблюдатьоттуда за происходящим.

Появившаяся в ночном кафе личность, подозрительно оглядевзал, устроилась за угловым столиком, заказала рюмку коньяку. Не прошло, однако,и пяти минут, как в кафе пришел еще один человек. Вновь пришедшего Ванечкатакже знал, и знал не с самой лучшей стороны, поэтому, когда тот подсел кзнакомой Ванечке персоне, удивлению мосье Жана не было предела.

Двое переговорили, затем произошло то, что вызвало у Ванечкиеще большее удивление: из рук вновь прибывшего в руки знакомой персоныперекочевал конверт.

Ванечка, он же мосье Жан, мог бы дать голову на отсечение,что в этом конверте были деньги. Да что там голову! Он дал бы на отсечение своизолотые руки, которые кормили его в самые трудные времена войн и революций!

– Вот так дела! – пробормотал Ванечка, усиленноморгая, чтобы ничего не пропустить. – Вот это номер!

Он подумал даже, что сие событие надо непременно обсудитькое с кем из знакомых.

Тут к нему подошел гарсон, чтобы предложить еще одну рюмкукальвадоса. Ванечка отказался, чем вызвал недоумение гарсона: обычно он выпивалне менее трех рюмок. Когда же разочарованный гарсон удалился и Ванечка вновьвзглянул на угловой столик, за ним уже никого не было.

– Ну и дела! – повторил Ванечка, ни к комуособенно не обращаясь, положил на столик деньги и направился к выходу иззаведения.

Он вышел на ночную улицу и огляделся по сторонам.

За время, проведенное им в заведении, погода испортилась, снеба сеял мелкий противный дождик, и темнота вокруг сгустилась до неприличия.Знакомые ему люди успели скрыться в неизвестном направлении, и искать их такойпромозглой ночью было делом глупым и неблагодарным. Ванечка поднял воротниккороткого пальто, засунул руки в карманы и пошел прочь. Он уже почти выкинул изголовы странную встречу и думал о теплой постели, в которой дожидалась егоЖанет, продавщица из цветочного магазина «Голубая маргаритка». У Жанет былинемного кривые ноги, но этот небольшой недостаток вполне искупался ее бурнымтемпераментом. Ванечка сильно подозревал, что в жилах Жанет есть изрядная долямарокканской крови.