Инферно - Дэн Браун Страница 11

На этом женщина дала отбой.

На Лэнгдона накатила очередная волна раскаяния. Судя по этому звонку, доктор Маркони разрешил Сиене работать в больнице. Появление Лэнгдона стоило доктору жизни, а Сиена, поддавшись благородному порыву и бросившись спасать своего пациента, навлекла на себя серьезные неприятности.

Как раз в этот момент в другом конце квартиры громко хлопнула дверь.

Она вернулась.

Несколько секунд спустя из автоответчика полился тот же голос. «Сиена, это Даникова! Где ты пропадать?!»

Лэнгдон поежился, зная, какие новости услышит Сиена. Пока звучала запись, он быстро подвинул на место театральный буклетик, заметая следы своего вторжения. Потом проскользнул по коридору в ванную, коря себя за то, что без спросу сунул нос в прошлое Сиены.

Еще через десять секунд в дверь ванной тихонько постучали.

– Я принесла вам одежду, – сказала Сиена. Ее голос срывался от волнения. – Вешаю все на ручку.

– Большое спасибо! – откликнулся Лэнгдон.

– Когда будете готовы, пожалуйста, приходите на кухню, – добавила она. – Прежде чем мы с вами начнем куда-то звонить, я должна показать вам кое-что важное.

Сиена устало прошла по коридору в небольшую спальню. Вынув из шкафа синие джинсы и свитер, она отправилась в примыкающую к спальне душевую.

Глядя прямо в глаза собственному отражению, она подняла руку, взялась за свой увесистый хвостик, потянула его вниз – и стащила с головы парик.

Из зеркала на нее смотрела абсолютно лысая тридцатидвухлетняя женщина.

У Сиены была тяжелая судьба, и в борьбе с житейскими невзгодами она привыкла полагаться на свой незаурядный интеллект. Однако передряга, в которую она угодила на этот раз, потрясла ее до самой глубины души.

Отложив парик в сторону, она вымыла лицо и руки. Потом вытерлась, переоделась, снова надела парик и убедилась, что он сидит на ней идеально ровно. Сиена всегда считала, что жалеть себя – последнее дело, но сейчас, когда слезы вскипали где-то глубоко внутри, она знала, что ей просто необходимо выплакаться.

И она дала себе волю.

Она оплакивала жизнь, которая вырвалась из-под ее контроля.

Оплакивала учителя, который погиб у нее на глазах.

Оплакивала бесконечное одиночество, заполнившее ее душу.

Но прежде всего она оплакивала будущее… которое вдруг стало таким неопределенным.

Координатор Лоренс Ноултон сидел в наглухо закрытой стеклянной кабинке в недрах роскошного судна «Мендаций» и озадаченно смотрел на экран компьютера, где только что закончилась видеозапись, оставленная их клиентом.

И это я должен завтра утром разослать по информационным порталам?

За десять лет работы в Консорциуме Ноултону доводилось выполнять самые разнообразные и порой очень странные задания, многие из которых были если и не откровенно незаконными, то уж, во всяком случае, сомнительными с точки зрения общепринятой морали. В этой теневой зоне проходила чуть ли не вся деятельность Консорциума – организации, чьей главной и единственной этической заповедью была готовность сделать все, что угодно, лишь бы сдержать данное клиенту обещание.

Мы выполняем свои обязательства. Без всяких вопросов, что бы ни случилось.

Однако необходимость выложить в Интернет эту видеозапись беспокоила Ноултона. Какими бы эксцентричными ни были его прошлые задания, он всегда понимал, чем они обусловлены… имел представление о мотивах… догадывался, какой нужен результат.

Но от этого видео ему стало не по себе.

В нем было что-то необычное.

Чересчур необычное.

Ноултон опять сел за компьютер и снова открыл видеофайл, надеясь, что после второго прогона что-нибудь прояснится. Он увеличил громкость и устроился поудобнее, чтобы спокойно и внимательно просмотреть весь девятиминутный фильм.

Как и в первый раз, запись началась с мягкого плеска воды в загадочной пещере, сплошь залитой зловещим красноватым сиянием. Вновь камера погрузилась в подсвеченную воду, чтобы показать илистое дно пещеры и табличку на нем. И вновь Ноултон прочел надпись на табличке:

В ЭТОМ МЕСТЕ И В ЭТОТ ДЕНЬ

МИР ИЗМЕНИЛСЯ НАВСЕГДА

То, что под этой надписью стояло имя их клиента, вселяло тревогу. То, что назначенный день наступит завтра…вызывало у Ноултона серьезное беспокойство. Однако это были еще цветочки – ягодки ждали впереди.

Камера повернулась влево, нацелясь на удивительный предмет, который словно парил под водой рядом с табличкой.

Это была большая сфера из тонкого пластика, прикрепленная ко дну короткой нитью. Она колебалась, как огромный мыльный пузырь, и походила на погруженный в воду воздушный шар… только не с гелием, а с какой-то студенистой желтовато-коричневой субстанцией. Этот аморфный, разбухший контейнер был, наверное, сантиметров тридцати в диаметре, а мутное облако жидкости внутри его тихо клубилось, как зародыш беззвучно зреющей бури.

Господи Боже, подумал Ноултон. По коже у него поползли мурашки. При повторе этот подводный мешок выглядел еще более пугающим, чем в первый раз.

Изображение медленно померкло.

Взамен возникло новое – сырая стена пещеры, на которой дрожали отблески освещенного водоема. На стене появилась тень… ее отбрасывал человек… он стоял в пещере.

Но голова его имела страшную, искаженную форму.

Вместо носа у человека торчал длинный клюв… словно он был наполовину птицей.

Когда он заговорил, голос его звучал глухо… и говорил он со зловещей выразительностью… внятно и размеренно… как рассказчик в классической драме.

Ноултон сидел не шевелясь, едва дыша, и слушал носатую тень.

Я Тень.

Если вы видите это, значит, моя душа наконец обрела покой.

Загнанный под землю, я вынужден обращаться к миру из ее глубин, из мрачной пещеры, где плещут кроваво-красные воды озера, не отражающего светил.

Но это мой рай… идеальная утроба для моего хрупкого детища.

Инферно.

Скоро вы узнаете, что я оставил после себя.

И однако даже здесь я слышу шаги глупцов, моих преследователей… они не остановятся ни перед чем, лишь бы сорвать мои планы.

На ум невольно приходят слова: прости их, ибо не ведают, что творят. Но в истории бывают моменты, когда невежество становится непростительным… когда даровать прощение может только мудрость.

С чистой совестью я оставляю всем вам в наследство дар Надежды и спасения, дар грядущего.

И все же среди вас есть те, что преследуют меня, как псы. Они ослеплены ложным убеждением в том, что я безумен. Одна из них – красавица с серебристыми волосами, которая осмеливается называть меня чудовищем! Подобно дремучим служителям церкви, осудившим на смерть Коперника, она считает меня демоном, и то, что я узрел Истину, вызывает у нее ужас.