Афганская бессонница - Сергей Васильевич Костин Страница 11

Само слово можно перевести как «семинаристы», студенты-богословы. Поддерживаемые Пакистаном, они быстро превратились сначала в хорошо экипированную армию, а затем и в политическую силу. Взывая к традиционным ценностям и обеспечивая безопасность жителей, они быстро распространили свою власть на большую часть территории Афганистана. Здесь, хвастались они, вы можете совершенно безопасно пройти пешком от Герата до Кандагара с чемоданом денег на голове. Это, наверное, и вправду было так — на территории талибов действовали законы шариата, и самые лихие головы давно валялись в песке. Противостоять людям, устанавливавшим порядок в уставшей от войны стране, было непросто. Хекматияр, чьи отряды и совершили самые громкие бесчинства, нашел убежище в Иране, президент Раббани и Масуд укрылись на своих землях на севере страны. Они считали талибов, финансируемых Пакистаном, марионетками, такими же, какими были режимы Кармаля и Наджибуллы. А армию талибов, почти исключительно пуштунов, в которой действительно служило множество пакистанских офицеров, — оккупантами. Священная война продолжалась.

Ясно, что в этих условиях, если бы в решительном генерале Таирове нуждался Масуд, он мог просто попросить об этом правительство Ельцина. С талибами же у России отношений не было никаких. Более того, было известно, что в лагерях на их территории готовились чеченские боевики: разведчики, снайперы, подрывники. Вот здесь опыту генерала Таирова нашлось бы применение. Как вместе с чеченцами против России, так и вместе с талибами против Северного альянса. Похищенный специалист по тайным операциям прекрасно знал людей в каждом из этих лагерей. Ну, разве что с талибами ему только предстояло познакомиться.

— Вы думаете, Таиров пойдет на сотрудничество? — спросил я.

— Мы не знаем, какие у талибов будут аргументы. — Эсквайр говорил теперь тоном, каким обсуждается типовая ситуация из учебника. Наверное, решил, что я у него уже на крючке. — Когда человека похищают с женой и с ребенком, рычагов давления больше.

— А что думают его сослуживцы?

Хотя почему эта история, сама по себе увлекательная, должна меня интересовать?

— Они возможное предательство со стороны Таирова исключают полностью. Даже против Масуда, не говоря уже о помощи чеченцам. С их точки зрения, необходимо подготовить классическую операцию по спасению похищенных. Да и я, изучив профиль Таирова, не думаю, что такого человека можно заставить сотрудничать силой. Так что я склонен согласиться: мы готовим операцию по спасению людей. Нашего генерала, его жены, дочки…

Дочки! Знает, гад, что для меня это больная тема.

— Какими силами?

Опять меня за язык потянуло. Какое мое дело?

— Спецоперация на чужой территории. Спецназ, вертолеты, ручные гранатометы, приборы ночного видения, снайперы — все это. Нам только важно знать, где именно его держат, как охраняют, получить карту местности, планы помещений.

— И как, по-вашему, все это можно достать?

— Ну, у нас есть ряд соображений…

Бородавочник замолчал, уставившись на меня рыбьим взглядом. Что он означал, мне было понятно: излагать эти соображения имело смысл лишь человеку, который был в деле.

— Вы собираетесь забросить меня к талибам? — спросил я.

Не знаю, почему спросил. Как если бы я уже согласился на это задание. Но Бородавочник и взглядом не отметил это изменение в расстановке сил.

— Нет, там каждый человек на виду. Но в плен к Масуду попал один наш агент, воюющий сейчас на стороне талибов. Он должен знать, где находится Таиров.

— Кто он такой?

Эсквайр посмотрел на меня тем же рыбьим взглядом.

— Хорошо. Раз речь идет о спасении людей, я с вами, — сказал я.

Знаете, что я вам скажу? Кардинальные решения нужно принимать в одиночестве и только по бумагам. Существует магия общения. В физическом контакте с другим человеком чужая воля перетекает в тебя. Для этого не нужен гипноз — я, кстати, совершенно этому не подвержен, об меня обломали зубы лучшие специалисты Конторы. Самое страшное оружие — это, со стороны одного, разумное убеждение, веские доводы, логика. И, со стороны другого, эмпатия, способность сострадать, поставить себя на место другого человека, оказавшегося в беде. Это гремучая смесь, способная разъесть самую стальную решимость.

— Тогда снимай пиджак, будем работать.

Кабинет Бородавочника действительно был перетоплен.

6

Мы просидели с Эсквайром целый день, и еще один. По прошествии этого времени мне казалось, что мы обговорили уже все, и теперь топчемся на месте. Мне нужно будет прилететь в Афганистан, чтобы обнаружить, что мы не подумали об одном очень существенном моменте. Но об этом потом. Что я узнал в Москве.

Нашего человека у талибов звали Хаким, Хаким Касем. Он был завербован еще во время учебы в Англии и, поскольку работал за вознаграждение, считался отличным агентом. Учитывая его алчность — он был выходцем из самых низов общества и всего должен был добиваться сам, — в Конторе были уверены и в его лояльности, и в его эффективности. Хаким был военным разведчиком, прикомандированным к аппарату пакистанского советника при самом лидере талибов мулле Омаре. И, раз боевыми действиями «семинаристов» руководили пакистанцы, скорее всего, Хаким был в курсе тайной операции по похищению генерала Таирова. Месяц назад, накануне перемирия на время Рамадана, Хаким поехал с инспекционной поездкой в провинцию Тахар. Неизвестно, каким образом, но он оказался в плену у моджахедов Масуда. Как объяснили знающие эти места люди, возможно, в лабиринте дорог, проездов и троп среди холмов их джип случайно оказался за линией фронта. В перестрелке двое талибов были убиты, но еще две недели назад человек по имени Хаким Касем точно находился в тюрьме города Талукана.

— И как я могу оказаться в той же тюрьме, в той же камере? — невинно спросил я.

Не на того напал!

— Если бы мы знали как, мы могли бы послать кого-то другого, — в тон мне ответил Эсквайр.

Версия о съемочной группе российского телевидения была у них уже проработана. Они даже знали, кого именно надо послать вместе со мной — людей, не имевших никакого отношения к Конторе и никакого понятия, кто я такой и зачем на самом деле мы летим в Афганистан. Это называется «использовать втемную». Версию о том, что я якобы давно эмигрировал в Германию, придумал я — предвидел долгие застолья и неожиданные повороты разговоров.

Как мне попасть в тюрьму, мы так и не придумали. Да это и было невозможно! Я имею в виду, невозможно придумать заранее и так же невозможно попасть. Я, конечно, приложу для этого все силы — иначе зачем было лететь в Афганистан? Но большим оптимистом я не был.

Так мы работали два дня и, казалось бы, все проговорили. Потом — мы встречались все в том же особняке на Пречистенке — мы как-то проголодались, и нам принесли обед из соседнего грузинского ресторана, еще дымящийся, когда с блюд снимали закрывавшие их тарелки. И вот, между лобио и джонджоли, за бокалом отличного янтарного «тибаани» Бородавочник вдруг сообщил мне, что в Афганистане ждет своей очереди и вторая проблема. Он сделал это походя, типа: «Раз идешь на почту, захвати и мои письма!» Я хорошо знаю эту его манеру. Это задание было еще более невыполнимым, чем первое.