Трубка Шерлока Холмса - Джун Томсон Страница 11

– Мы даем вам слово, – заверил его Холмс. – Однако вы позволите дать вам совет, лорд Хиндсдейл?

– Что это за совет?

– Доверьтесь мисс Рассел. Эта молодая леди обладает на редкость сильным характером и здравым смыслом. Я уверен, что она никогда вас не выдаст. Зная о ее привязанности к вашему племяннику, было бы жестоко не открыть ей правду. Ее поверенному Фредерику Лоусону также можно доверять.

– Да, вы правы, – согласился лорд Хиндсдейл после длительного раздумья. – Я сегодня же попрошу мисс Рассел о встрече в присутствии ее поверенного.

Я не знаю, чт́о было сказано между ними, но, думаю, лорд Хиндсдейл повторил ей все, что поведал нам с Холмсом. В течение следующих месяцев мы получили два письма от мисс Рассел.

Первое было печальным: она уведомляла, что «наш общий друг» вынужден отбыть в швейцарскую клинику, поскольку здоровье его ухудшилось.

Второе послание, прибывшее через несколько недель после первого, содержало радостную новость. В нем мисс Рассел сообщала о предстоящей свадьбе с Фредериком Лоусоном и приглашала на нее нас с Холмсом.

К сожалению, нам не удалось присутствовать на этой церемонии, так как Холмс был очень занят скандалом Тиллингтона и ему понадобилась моя помощь в этом деле.

Что касается дела о Парадол-чэмбер, я дал слово, что обстоятельства его никогда не станут достоянием публики, и потому удовольствовался ссылкой на него в одном из опубликованных рассказов, а также составлением не предназначенного для печати отчета.

– Какой на редкость гнетущий день! – пожаловался Холмс.

Он стоял у окна нашей[11]гостиной на Бейкер-стрит, барабаня пальцами по оконному стеклу, по которому струились потоки дождя.

– Никакого расследования, чтобы расшевелить ум! Никакой книги, которую стоило бы прочесть! И абсолютно не на что смотреть, кроме мокрых зонтиков и кэбов с лошадьми, от которых идет пар! Мы в самом деле должны чем-нибудь заняться, Уотсон. Я не выдержу еще один час в этих четырех стенах. Просто задохнусь от скуки!

Им весь день владело беспокойство, и он то расхаживал по комнате, то бросался на диван, угрюмо созерцая потолок.

– Что вы предлагаете, Холмс? – осведомился я.

Я сидел у камина, читая вечернюю газету, и не имел ни малейшего желания выходить из дома в такую скверную, дождливую погоду.

– Давайте-ка посмотрим, что нам может предложить «Стар», – сказал он, пересекая комнату.

Взяв у меня газету, он шуршал страницами, пока не дошел до раздела рекламы различных увеселений.

– Что бы вы предпочли? Концерт в Сент-Джеймс-холле? Театр? Или повторный визит к Гольдини?[12]

– Честно говоря, меня не прельщает ничего из этого. Сегодня ужасная погода, Холмс.

– Какой вы скучный субъект! Немного сырости еще никому не повредило. Ага! Я вижу тут то, что оторвет вас от камина. Французский Соловей – гвоздь программы в «Кембридже»[13]. Я подумал, что это бы вас вдохновило! – объявил Холмс, к которому вернулось хорошее расположение духа, когда он увидел, с какой готовностью я выпрямился в кресле. – Она ведь ваша любимица, не так ли?

– У нее прекрасный голос, – ответил я сдержанно.

– И красивые ножки. Итак, что вы скажете, мой дорогой друг? Не помешает же нам какой-то дождь пойти ее послушать?

– Как хотите. Это ваше решение.

Холмс все еще насмешливо хихикал, когда несколько позже мы, тепло одетые, чтобы защититься от непогоды, остановили кэб на Бейкер-стрит, чтобы отправиться в «Кембридж» после обеда у Марцини[14].

Из-за дождя мы без труда приобрели места в третьем ряду партера, откуда были прекрасно видны сцена и конферансье, объявлявший номера.

Не могу сказать, что начало программы особенно меня заинтересовало. Был посредственный комик, сносная группа эквилибристов на проволоке, «человек-змея» в трико из шкуры леопарда, принимавший немыслимые позы, и пара дрессированных тюленей, которым Холмс, по одному ему ведомым причинам, аплодировал с большим энтузиазмом.

Что касается меня, то я берег силы для Маргариты Россиньоль, которая выступала в конце первого отделения.

Те, кто никогда не слышал Французского Соловья, потеряли очень много, так как это одна из величайших актрис, когда-либо украшавших подмостки мюзик-холла.

Она обладала красивым сопрано, способным без всяких усилий взять верхнее «до», и, несмотря на пышные формы, оставалась грациозной.

Как мне помнится, в тот вечер на ней было платье из шелка цвета лаванды. Этот оттенок очень шел к ее пышным золотистым волосам, украшенным единственным пером, и подчеркивал мраморную белизну плеч.

Декорации усиливали чары опереточной дивы. Она стояла в беседке, усыпанной розами, на фоне задника, который изображал цветущий сад.

Я могу представить ее себе даже сейчас: красивая шея напряглась, когда, спев несколько баллад, она закончила свое выступление волнующим исполнением «Berceuse» Годара[15]и красный бархатный занавес опустился под бурные аплодисменты.

Мои ладони еще не остыли от рукоплесканий, когда Холмс потянул меня за рукав, выступив с прозаическим предложением пойти в буфет.

Конец ознакомительного фрагмента