Поющая в репейнике - Анастасия Машкова Страница 11

В руках Али непостижимым образом материализуется бутылка «Праздничной», и тетка ловко и радостно разливает водку по рюмкам.

– За встречу! – провозглашает она.

– И за обратную сторону неприятностей, без которых мы бы не ощущали всей остроты грядущих приятностей, – выводит Трофим.

– Оратор, блин, – бормочет Маня и пригубляет рюмку.

Ужин проходит в дружеской атмосфере с сюрреалистическим налетом.

– Соли, Павел Иванович? – спрашивает Маня.

– Спасибо, да, – конфузится Супин.

– Вся соль – в деталях. Вот вы явно расстроены, но неприятный случай свел вас вместе в общем противлении каверзам судьбы. Деталь: Павел Иванович стесняется принять из рук Маши солонку, дабы не соприкоснуться руками. Выводы делайте сами.

– Испорченные детали, Тосик, у тебя в мозгу и глазах. Павел Иванович взял солонку из моих рук и не поморщился, – ерепенится Маня, прожевывая огненную картошку, которая обжигает ей нёбо.

– Не морщи, Манечка, лоб. Эта очень дурная привычка придает возраст.

Аля хмелеет от одной рюмки. Щеки-пышечки краснеют, глаза лучатся мудрой снисходительностью. Тетка пытается незаметно проглотить еще одну порцию «Праздничной».

– Эта деталь, Алечка, лишняя, – берет рюмку из теткиных рук Маня.

– Очень вкусно. Очень, – кивает головой главбух.

– Картошка для нашей страны – свята. Если мы и устоим, то только благодаря картошке, полной отмене налогов для малого бизнеса и бескомпромиссном возврате капиталов из-за рубежа, – назидательно произносит Трофим Седов.

Супин смотрит на него, едва заметно улыбаясь.

– И капиталы не вернем, и налоги не отменим, и картошкой вряд ли прокормимся. Тут, простите, я с вами поспорю.

– А вы спорьте! Вы же, извините, бухгалтер?

Трофим возбуждается, отодвигая тарелку.

– Да, я бухгалтер.

– Даже главбух, – уточняет Маня.

– У нас на комбинате главбухом был милейший Василь Казимирович. Но он плохо видел. И его подсидела востроглазая Улька. Такая воровка, что фокусники позавидуют! Блеск, что за воровка! – восторженно замечает тетя Аля, которую развозит на глазах.

– Аля! – угрожающе смотрит на нее Маня.

– Это она так, к слову. Павел Иванович – очень честный человек. Форма его ногтевых пластин говорит об этом недвусмысленно, – машет мясистым пальцем Трофим.

– Ой, пластинку бы поставить! Вы любите песни Игоря Николаева? «Паромщик» – моя любимая, – всплескивает ручками Аля, порываясь встать.

– Переправа, переправа… – вздыхает Седов. – И коней, конечно, не меняют, но все же, все же…

«Праздничная» завладевает его организмом медленно, но верно.

– Спасибо большое. Очень вкусно, – отодвигается от стола Супин.

Видимо, в режиме доморощенного театра абсурда ему долго находиться сложновато.

– Заболтали вы человека, а у нас еще чай с пирожными, – ворчливо говорит Маня.

Но робкая попытка оставить Супина за столом терпит неудачу. Главбух решительно поднимается.

– А я вот ем пирожные, поэтому не столь подтянут, как некоторые герои дебета и кредита. Каждый по-своему справляется со стрессом, – бормочет Трофим.

Допотопный холодильник, занимающий полкухни, вдруг вздрагивает и издает оглушающее рычание, после чего заходится в ритмичных конвульсиях.

Тут тетя Аля, будто опомнившись, вскрикивает:

– Так что у вас стряслось, Манечка?!

И в ту же секунду в дверь долго и тревожно звонят. И снова, и снова…

Маня с Алей переглядываются, а Трофим, сдвинув брови, поднимается, готовый к обороне. Супин бледнеет, щурит глаза и отшатывается, плюхаясь на табурет.

– Доверьтесь мне! – Седов категорично отстраняет всех, находящихся на кухне, и бесшумно двигается к двери.

– Мань, это я, Рита! Маня, это я! Открой!

Кашина за дверью кричит странно, болезненно и снова со всей силы жмет на звонок.

– Ритуся! – кидается к двери Голубцова.

Маргарита влетает в квартиру подруги расхристанная, бледная и неузнаваемая. Никакого макияжа, волосы растрепаны, джинсы заляпаны. И безумные, расширенные, как под пыткой, глаза.

– Машка, Павел Иванович… дорогой! Это я! Все из-за меня, гадины, – Рита плюхается на пуфик у входа и начинает рыдать, закрыв лицо руками.

Через четверть часа, накачанная успокоительными и умытая, Рита сидит в кресле как свергнутая, но несломленная царица, сложив аккуратно руки на коленях и глядя прямо перед собой на журнальный столик. На нем лежит газета со статьей «25 правил успешной женщины».

Говорит Кашина тихо, бесстрастно, как человек, которому нечего терять.

– Михаил сказал, что уезжает в Таиланд. Совсем уезжает. Там он уже наладил сетевой бизнес… Но ему нужна «подушка безопасности». Так он выразился, имея в виду свободные средства. Средства в представлении Кашина начинаются с десятка миллиона долларов. Да…

Рита трет виски. Утихшие змеи, кажется, вновь поднимают ядовитые свои головы. Но Маргарита должна справиться, рассказать все, что произошло, покаяться и… попросить о помощи у людей, которых она предала.

Никто не нарушает затянувшегося молчания. Маня сидит рядом с Ритой на кресле, подавшись вперед. Она смотрит на подругу недоуменно и сочувственно. Полкан – холодно, отстраненно. Он сидит напротив Кашиной на диване. Ничто не выдает истинных чувств, бушующих в его душе.

Тетя Аля выглядывает из-за двери. Она не осмеливается стать полноценным участником рокового разговора, но и вовсе устраняться считает неправильным. Мало ли какой реакции ждать от людей, нервы которых накалены?

Трофим же с исследовательским азартом наблюдает за происходящим, принеся с кухни табурет и водрузившись на него прямо посреди гостиной, которую Маня прочит в спальное место Павлу Ивановичу.

С силой вдохнув, как перед рывком, Рита продолжает:

– Я все эти годы не могла говорить правду, Манюнь. Не знаю, почему я так устроена?.. Раз соврав, не хотела, стеснялась открываться, оправдываться, расписываться во лжи.

– Ритусь, все это уже совершенно неважно. Ну, молчала и молчала. Не жила на Рублевке – да и гори она синим пламенем! Теперь я понимаю, почему ты меня в гости ни разу не пригласила. Муж-самодур ни при чем. Но ведь я же не палач с карающим мечом, не судья. И сама приврать люблю.

– Мань, ты – лучше всех… Ты – любимый мой человек, – Рита хватает Манину руку, прижимает к губам.

Маня мягко руку отнимает.

Супин не выдерживает и хриплым шепотом, сдерживая клокочущую ярость, произносит:

– Так что все-таки по делу? Бывший муж шантажировал вас ребенком, и вы… что вы сделали? Шпионили, копировали отчеты? Этого недостаточно для обвинений в сокрытии налогов. И почему ваш муж выбрал нашу компанию? Она не столь масштабна для такого… серьезного бизнесмена.