Чистое поле. Миссия невыполнима - Николай Лузан Страница 11

По замыслу Джапаридзе, агенту Док предстояло обеспечить не только легализацию Херладзе во Владикавказе, но и сделать резидента своим среди российских военных, чтобы затем начать плести разветвленную шпионскую сеть в штабах и боевых подразделениях Северо-Кавказского военного округа. Сеть, в которой российские войска должны были запутаться в час «Ч», когда армия Грузии примется за зачистку Абхазии и Южной Осетии от «сепаратистов».

Несмотря на столь стремительное возвышение Дока в шпионской иерархии, Херладзе, хорошо знающий все риски профессии разведчика, когда, казалось бы, самый надежный агент мог оказаться ловкой подставой противника, а его информация — тонкой дезинформацией, испытывал сомнения в надежности агента и задавался вопросами:

«Так кто же ты, Хвича Юлонович, на самом деле? Наш ценный агент или наживка ФСБ? Верный соратник или мерзкий предатель? Прожженный делец, торгующий русскими секретами, или истинный патриот своей родины? Готов ли ты, как и я, положить на чашу весов благополучие семьи, карьеру, в конце концов, саму жизнь ради нашей Грузии? На что я могу рассчитывать с тобой, Хвича Юлонович?» — размышлял Херладзе.

В памяти резидента с фотографической четкостью всплыли страницы из досье агента Док — «…родился сорок лет назад в селе Шиндиси Горийского района — на родине Сталина». Это тебе не пижонский Сухуми или Батуми. В селе, тем более горном, слюнтяи не растут. Там куется характер…

В 1986-м поступил в военное училище и закончил с красным дипломом. Выходит, далеко не дурак. С девяностого года на офицерских должностях. Службу начинал в Советской армии — значит, свой среди русских. Дети родились в России — еще один твой плюс — контрразведка не будет цепляться…

Подполковник — это тебе не ванька-взводный, — располагаешь важными связями среди старших офицеров, а может, и генералов.

Заместитель командира части, правда, армейского госпиталя. К сожалению, в нем боевые планы не разрабатывают. Хотя, как сказать. Подхватил генерал или штабная шишка триппер — и ты незаменимый человек.

Во Владикавказе четвертый год. Срок немалый. При твоей придворно-воровской должности — зама по тылу — это крутые связи с выходами на ФСБ и МВД. А здесь.

— Шеф, так куда тебе? Подъезжаем, — напомнил о себе таксист.

Херладзе встрепенулся и бросил взгляд в окно. Впереди показалась привокзальная площадь.

«Таксеры — народ наблюдательный. Заметил же, гад, что я приехал с Украины. Незачем русской контрразведке давать лишнюю наводку. Пройдусь пешком», — решил Херладзе и попросил:

— Командир, у киоска тормозни.

Таксист сбросил скорость и, прижавшись к обочине, остановился. Херладзе пошарил по карманам, достал деньги и поинтересовался:

— Сколько, командир?

— А сколько не жалко, — хитрил тот.

— Ладно. — Херладзе отсчитал двести рублей и положил на переднее сиденье.

Таксист пошевелил пальцем скудную кучку, его физиономия скуксилась, и проворчал:

— Ты че, шеф?

— А что, разве мало?

— Не богато! За такие бабки у нас и на кладбище не повезут.

— Так ехали всего пять минут!

— И че?

— Как-то не по-божески.

— Ты че, Христос? Жалко бабки, так топал бы пехом!

— И потопаю! — буркнул Херладзе, схватил сумку и дернулся на выход.

— Погодь! — остановил его таксист.

— Ну, что еще?

Таксист засучил пальцами по кучке денег, схватил десятку и, швырнув ему, с презрением бросил: «Подавись, жлоб!»

— Да, ладно тебе, командир. Ну, зачем так. — Херладзе пытался погасить конфликт.

Это ему не удалось. Таксист с похмелья был зол, как собака, и рявкнул:

— Бери и бегом в аптеку!

— В аптеку?!

— Туда, и купи презерватив!

— Чего-о? — опешил Херладзе.

— А того, чтобы такие пидеры, как ты, не плодились!

— На себя посмотри! Рожа запойная! — Выдержка изменила Херладзе.

— Че?! Ах ты, козел! — Взбешенный таксист рванулся к нему.

Херладзе захлопнул дверцу и отскочил за киоск. Вслед ему неслось:

— Чурка! Кацо!

Прохожие, кто с любопытством, кто с осуждением, наблюдали за происходящим.

«Зрителей только не хватало! Идиот! Заза, так же нельзя! Забудь, ты уже не начальник, ты коммерсант!» — костеря себя в душе, Херладзе поспешил скрыться во дворах домов. Быстрая ходьба успокоила разгулявшиеся нервы и вернула способность трезво рассуждать.

«Кацо? Чурка? Стоп! Как же эта сволочь догадалась, что я грузин? У меня что, на лице написано? — задавался вопросами Херладзе. — Усы? Загар? Акцент? Ладно, загар и акцент никуда не денешь. А усы? Надо сбрить! Лучше потерять их, чем голову», — заключил он и направился к центральному входу вокзала.

Гомонящая на разных языках людская река подхватила его, внесла в здание и выплеснула в зал билетных касс. В нем на удивление было немноголюдно. Херладзе прошел к свободному окошку, подал билетерше паспорт и попросил:

— Мне купейный до Владикавказа.

Она, поиграв пальцами на клавиатуре, бросила взгляд на монитор и уточнила:

— Вам верхнее или нижнее место?

— Верхнее, пожалуйста.

Билетерша, полистав паспорт, подняла голову, пробежалась взглядом по Херладзе, снова склонилась над клавиатурой.

«И здесь прокатило! Молодцы!» — мысленно поблагодарил он спецов из оперативно-технического отдела, изготовивших паспорт.

Теперь, когда в кармане лежал билет до Владикавказа, Херладзе ничего другого не оставалось, как только убивать время. Поезд отправлялся через три часа, поэтому болтаться на вокзале и лишний раз привлекать к себе внимание милиционеров он не стал и вышел в город. Вскоре холод и ветер заставили его зайти в кафе. За чашкой кофе и разгадыванием кроссвордов он провел время и к поезду подошел за пять минут до окончания посадки.

Проводница, бегло просмотрев паспорт, проводила его дежурной улыбкой. Херладзе поднялся в вагон, зашел в купе и, после того как улеглась суета, забрался на верхнюю полку. Монотонное покачивание вагона быстро убаюкало; сказывались бессонная ночь, проведенная в автобусе, и нервное напряжение, впервые за последние дни он уснул крепким сном. Разбудили его соседи по купе. Поезд подъезжал к Владикавказу.

Город встретил Херладзе не по-февральски ярким солнцем и теплом. О зиме напоминали снежные шапки на вершинах гор и звонко хрустящий под ногами лед на лужах, прихваченных легким морозцем. Воздух, бодрящий своей свежестью, придал ему уверенности. Жившее в глубине души опасение, что первая явка с Доком может стать последней, а день закончится в камере следственного изолятора ФСБ, утихло.