По ту сторону пруда. Книга 2. Страстная неделя - Сергей Костин Страница 11

— Хотя не факт, — возразил я.

— Хотя, конечно же — ты прав, — он мог давно рассказать о тебе все, что знал. Пока тебя вычислили — а может, до сих пор вычисляют, пока взяли в оборот… Ты прав, и Эсквайр прав: не исключено, что ФБР тебя уже давно ведет.

— Второй вариант, — подхватил я, — Мохов в какой-то момент, уже в Москве, решил переметнуться и собирать материал. Потому что знает, к кому обратиться в Лондоне, чтобы этот материал продать.

— Ты меня понял, — подтвердил Кудинов, наполняя наши бокалы.

Мы приподняли их, кивнули друг другу и выпили.

— Как думаешь, они отправили уже кого-то по его следам? — спросил я.

Лешка недоуменно уставился на меня.

— Ты же все-таки в Лесу работаешь, — продолжал я. — Лучше меня знаешь, какие у вас здесь обычаи и нравы.

— Подумай сам. Мохов знает человек триста, если не больше. Сотрудников под прикрытием, нелегалов, агентов — и наших, и иностранцев. Знает нашу организацию, наши методы работы, десятки операций. Какие варианты? Его постараются заткнуть любой ценой. Уже все для этого сделали.

— Что конкретно?

— Кого-то — если не целую группу — послали из Москвы. Резидентуре дали указание — там есть люди для самых разных предприятий. Задействовали нелегалов, разбудили спящих агентов. Наверняка у нас есть источник и в МИ-5, его тоже дернули, — продолжал Кудинов. — Если честно, я сомневаюсь, что ты в одиночку сможешь сделать больше, чем все они.

Все это время мой изголодавшийся друг не переставал жевать. А у меня какой-то клапан в пищеводе перекрылся с тех пор, как на меня накинулась дочь Мохова. До меня это сразу не дошло, а его ведь и впрямь будут нейтрализовывать любой ценой.

— Его дочь думает, что Мохова просто убьют, — сказал я. — Мне-то казалось, что его попытаются выкрасть, привезти в посольство, допросить, а потом как-то будут перебрасывать обратно в Москву.

— Ты сам-то, пока говорил, понял, сколько это возни?

Да, хотя я и дожил до осыпания волос, иногда приходится ловить себя на том, что десятилетний мальчишка может смотреть на вещи более здраво, чем я.

— Вот ты. — Лешка откинулся на стуле. Наглотался, как удав, теперь угомонился. — Если предположить, что никто из специально обученных людей Мохова не найдет, а ты превосходящей силой своего интеллекта его обнаружишь. Ты что будешь делать?

Действительно, что?

— Как ты стреляешь в людей в упор, я сам видел, — напомнил наше прошлое английское приключение Кудинов. — Как попробовал рассчитаться с человеком, который, как ты считал, убил твою семью, ты мне рассказывал. Ты взвесь трезво свои силы.

— Я не могу потерять еще одну семью, — сказал я. — Наверное, это с моей стороны будет малодушно и лукаво, но если мне так повезет, я его сдам. Замотаю покрепче и так, тюком, и передам посольским. Не станут же они его душить на своей территории. Законы же есть еще в этой стране?

— Законы есть, — подтвердил Кудинов. Словами подтвердил. По тону его было понятно, что в судьбе Мохова это вряд ли что-нибудь изменит.

— А что бы ты делал на моем месте?

Лешка ведь тоже не из тех, кто перегрызает жертве горло и жадно пьет еще горячую и, по слухам, чуть солоноватую кровь.

— Я, как ты понимаешь, в списке Мохова один из первых. Англичане же прежде всего будут интересоваться нелегалами на своей территории. Эсквайр сведениями с другими подразделениями не делится, сам знаешь, но меня-то Мохов знает лично.

— Но ты уже не нелегал, — вставил я. — И ты в России.

— И отныне здесь и буду пребывать безвыездно, — вздохнул Лешка. — Здесь я без претензий. Нормальный профессиональный риск — я знал, на что иду. Но все мои контакты — не только в Англии — протрясут основательно. И кто-то за наши хорошие отношения точно заплатит.

— Повторяю вопрос: ты что бы сделал на моем месте?

— На твоем, — уточнил Кудинов. — На своем, ты понимаешь, я не могу сделать ровным счетом ничего.

— На моем, на моем. Сидеть в Москве и ждать, пока все те компетентные люди не выполнят поставленную задачу? Если они сумеют ее выполнить — англичане же тоже не мальчики из церковного хора. Вон, Салмана Рушди десятилетия уже прячут — и ничего, живет себе, пишет книги.

Лешка застыл со стаканом в руке. Думает.

— Конечно, ты прав. Ты здесь с катушек слетишь. Черт, — Лешка перегнулся через стол и хлопнул меня по плечу, — жаль, мне с тобой нельзя.

А мне как жаль! Кудинов — хотя было уже около пяти утра, а в девять ему на службу, — поперся провожать меня в аэропорт. Бородавочник, когда я приезжаю в Москву, всегда приставляет ко мне служебную машину. Водитель — кадр теоретически проверенный, но мы только что в очередной раз убедились, чего такая убежденность стоит. Так что про работу мы больше не говорили.

Лешка рассказывал мне про своего сына Максима, которого я по-прежнему считал маленьким мальчиком, а тот оканчивал первый курс на факультете журналистики. Я же внутренне был готов к тому, что мой Бобби принесет мне маленького негритенка или негритяночку — у него был бурный роман с однокурсницей, мулаткой из Пуэрто-Рико. Я, кстати, против ребенка ничего бы не имел — чего не могу сказать про маму, если та девушка станет мамой моего внука. «Но ведь родителям единственного сына не угодить», — заметил Кудинов, и его устами говорил тысячелетний опыт человечества.

Машина — черная «тойота-камри» — высадила меня перед дверьми терминала D. Совсем новый, а рядом еще один построили. Когда успели? Я открыл дверцу.

— Не буду выходить из машины, — сказал Кудинов. — Нам вместе лучше не светиться.

Я легонько двинул кулаком его в плечо.

— Тогда до скорого.

Лешка тут же поправил меня:

— Нет, пусть уж лучше это будет не скоро.

1

Лондон, как я в очередной раз в этом убедился, несомненно самый имперский город на планете. Я не имею в виду размеры территории, число жителей или количество дворцов и роскошных правительственных зданий, внушавших когда-то благоговейный трепет обитателям колоний. Для меня главный признак могущества империи — это стремление угодить собственному удобству, собственному вкусу, собственной прихоти. Это приоритет, отдаваемый, в сущности, бесполезному в ущерб бесспорно необходимому.

Я про зеленые зоны в центре города. Да, в Париже есть Люксембургский сад и Тюильри, в Мадриде — сады музея Прадо и Кампо дель Моро, в Вене — Пратер, в Берлине — Тиргартен и Фридрихсхайн. Однако ни в одной другой столице некогда богатейших метрополий нет такого множества просторных парков и уютных скверов. При всей немыслимой стоимости жилья и соответственно земли в Лондоне у вас постоянное ощущение, что вы едете по царству флоры: мимо вековых деревьев, мимо цветущих почти круглый год кустарников, вечнозеленых лужаек и ярких ковров цветочных клумб. Что уж говорить о весне, когда цветут сакуры, сливы, миндальные и персиковые деревья, когда, куда ни бросишь взгляд, всюду на голых еще ветвях полыхают розовые и белые факелы.