Декстер мертв - Джеффри Линдсей Страница 11

Эрман О. Ярому.

За буквой «О.» не кроется ни Оскар, ни Оливер, ни даже Олифант. За ней вообще ничего не кроется. Она связана с предыдущим словом. Эрман. Эрмано. Hermano. Любой житель моего прекрасного города с ходу сказал бы, что по-испански это слово означает «брат». А «Ярому» – это лишь финишный штрих, еще одна подсказка, намек на нечто столь личное, что никто в мире не догадается, что он означает. Не имя, а место. Ярому. Анаграмма. У моря. Самое значимое место в моей жизни. У моря, в грузовом контейнере, где меня лишили нормальной жизни и окунули в кровавый мрак. У моря, где бедного, травмированного четырехлетнего Декстера нашли в луже крови его собственной матери спустя три дня после ее убийства; он был совсем один – рядом лишь мамочкина отрезанная голова и еще одно почти живое существо, как и я, омертвевшее изнутри.

Холодный маленький грузовой контейнер у моря, и мы трое устроились в нем одни-одинешеньки: мамочка, я и мой эрмано. Семья по крови.

Мой брат, перерожденный у самого моря. Эрмано Ярому.

Брайан.

И все же не все родные меня предали. На помощь пришла настоящая семья. Мой брат Брайан нанял для меня лучшего адвоката в городе.

Соображай я так же медленно, как излагаю мысли на бумаге, – мистер Кронауэр со скуки отправился бы в салон за педикюром. Но когда мозг Декстера работает на всех скоростях, моргнуть не успеешь – а молниеносный поезд его мысли умчался.

И вот я уже улыбаюсь и киваю Кронауэру.

– Конечно, – сказал я в трубку. – Дорогой Эрман… Как предусмотрительно.

– Вы знакомы с мистером Ярому? – повторил мой собеседник.

– Разумеется, – ответил я.

– И вы предпочитаете, чтобы вашим адвокатом в этом деле был я, а не мистер Фельдман? – поинтересовался он с еле заметной, но слегка высокомерной улыбкой.

Я улыбнулся ему в ответ гораздо шире и искренней.

– Совершенно верно, – сказал я.

Кронауэр дважды кивнул и открыл кожаную папку. Весь вид его при этом говорил: «Ну разумеется, а как иначе? Давайте приступим к делу».

Он опустил взгляд в бумаги и покачал головой.

– Боюсь, при задержании были допущены некоторые… – Кронауэр на миг замолчал и посмотрел на меня. – Несостыковки.

Я не совсем понял, что он имеет в виду, но, памятуя о последних событиях, решил, что это, вероятно, плохо.

– Какие несостыковки? – спросил я, сомневаясь, хочу ли услышать ответ. – В хорошем смысле?

– В хорошем. – Кронауэр произнес это слово так, точно оно было неприличным. – Но только в том случае, если вам нет дела до закона. – Он неодобрительно покачал головой, но во рту у него сверкнул один зуб, точно у волка, который безуспешно пытается спрятать клыки. Кронауэр поднял документы. – Боюсь, ничего по-настоящему хорошего здесь нет.

– О, – сказал я, не до конца понимая, что он имеет в виду. – И что это значит? Для меня?

Кронауэр улыбнулся и выставил свои волчьи клыки напоказ.

– Скажем так, – продолжил он. – Если завтра в это же время вы по-прежнему будете сидеть здесь – значит, я мертв. – Он закрыл папку, и улыбка его стала шире. – А умирать, мистер Морган, я пока не собираюсь.

Вероятно, где-то на свете все же существует злое божество, которое трепетно заботится о гадких мира сего. Потому что Кронауэр не умер и сдержал свое слово, что особенно ценно, когда каждая минута на вес золота. И это Кронауэр, а никакое не золото, вытащил Декстера из тюрьмы меньше чем за сутки.

Следующим же утром, спозаранку, так и не успев постигнуть эпикурейского наслаждения от местных яств, я стоял на парковке перед зданием «СИИТГН», щурясь от солнца и гадая, как мне теперь быть.

Одежду и остальные вещи со дня задержания мне вернули вместе с толстой папкой, полной бумаг, в которых, вероятно, говорилось о моем освобождении и плачевных последствиях повторного задержания, если таковое будет иметь место. Запихнув всю эту утварь в пакет, я с радостью облачился в собственную, почти неприметную одежду. Приятно было вновь оказаться в ней, потому что, говоря по правде, я немного подустал от своего жизнерадостного оранжевого комбинезона. На комбинезоне, правда, не было кровавых пятен, чего не скажешь о штанах, запачканных в кровавой бане прямо перед моим арестом. Но благополучная жизнь – это череда компромиссов, поэтому я не стану оплакивать потерянный комбинезон.

Кошелек, телефон и ремень мне тоже вернули. Ремень был надежный; вот оно счастье – знать, что можешь повеситься, если захочешь. Вешаться я, конечно, не собирался, но уже начинал об этом подумывать, потому что не знал, как теперь добираться до дома. В изолятор я приехал в полицейской машине, а подбросить меня обратно, к сожалению, никто не собирался.

Если честно, меня уже немного подташнивало от полицейских. Уж лучше пройтись пешком, хотя бы полезно. С одной стороны, двадцатипятикилометровая прогулочка до дома быстрым шагом улучшит кровообращение, поднимет настроение и тонус. С другой стороны – я в Майами, а пекло здесь невыносимое. Глупо будет выйти из-за решетки и тут же свалиться замертво от сердечного приступа. Может, если немного подождать, мимо проедет такси?… Ну да. А если подождать еще чуть-чуть, здесь наверняка построят железную дорогу. Отличный план.

Иных вариантов у меня и вовсе не было. Телефон мне вернули, но за три недели заключения он, разумеется, вконец разрядился. Так я и стоял на крыльце изолятора, тупо глядя по сторонам. При аресте меня провели в здание через черный ход с противоположной стороны. Отсюда же вид открывался чудесный: за спиной возвышается приветливый зловеще серый изолятор, вокруг простирает свои объятия высокий забор с колючей проволокой. На каждом шагу стоят машины – даже там, где стоять запрещается. Ряды автомобилей обступают изолятор с трех сторон и теснятся на стоянке позади. Они повсюду: под деревьями, на разделительных линиях и у таблички «СТОЯНКА ЗАПРЕЩЕНА. ПОЖАРНАЯ ЗОНА».

В любом другом уголке города весь этот сумасбродный улей брошенных авто давно уже бы увезли на эвакуаторах. Иронично, не правда ли, что здесь, в тюрьме, где держат в том числе и злостных нарушителей ПДД, автомобили паркуют в неположенных местах и никто за этим не следит?

Иронично еще и то, что вокруг столько пустых машин, но ни одна из них не может подвезти домой выпущенного на волю Декстера. Какая несправедливость. Но, разумеется, в жизни справедливости нет, разве что в настольных играх.

Ну и ладно. Свобода – это палка о двух концах, влекущая за собой тяжкую ношу самостоятельности. Однако, научившись за решеткой уму-разуму, я понял, что дух мой жаждет свободы и я готов уплатить за нее цену. Что я и делаю. Но, сказать по правде, уж лучше бы я заплатил за нее деньгами, а не шел домой пешком…

Я стоял и щурился от яркого солнечного света, мечтая о своих очках. И о машине. И, что уж там, о кубинском сандвиче и лимонаде. Простоял я так минуты три, прежде чем понял, что неподалеку сигналит машина. Звук доносился слева. Я поглядел туда с праздным любопытством.