Донецкие повести - Сергей Богачев Страница 11

– За колечко ещё раз спасибо, за доверие тоже. Стало быть, я теперь богатая невеста – шутка, конечно. Что ж, за деньги не переживай – на массажи и украшения не растрынькаю, а насчёт докторов, спасибо за заботу, но у меня есть свой врач, которому я вполне доверяю. Так что буду справляться сама, а тебя держать в курсе. Ну, как твой японский салат сегодня, вкусный?

– Как обычно, попробуй. Только суховато как-то, – последние слова Портной адресовал не салату, а своей спутнице. Он смотрел на Лилю и не мог справиться со своим вторым «я», насторожившимся ещё больше.

«В конце концов, каждый из нас и наши отношения проходят эволюцию, меняются, любовь не может быть всё время на пике», – успокаивал он себя. «Кака любов», Сёма, ты же взрослый еврейский мальчик, а пытаешься верить в сказки, – не унималось второе «я». – Забыл, как учила тебя покойная мама: не мечи бисер перед свиньями».

Он бросил случайный взгляд в зал и зацепился за висевшую на стене фотографию сияющих радостью, окрылённых членов экипажа «Титаника». Вот они, счастливые лица, светящиеся от гордости, ведь попасть на «Титаник» считалось большой удачей. А после роковой трагедии, наоборот, радостью засветились глаза тех, которые отбор не прошли, – Бог отвёл… Семёну даже показалось, что один из моряков ему подмигивает.

Портному почему-то вспомнилось, как в детстве мама купила ему трёхколёсный велосипед, – такого не было ни у кого из мальчишек во дворе. И он, счастливый, мечтал, как будет ездить на нём на работу, а потом разбогатеет, станет возить маму на машине, а ещё в него влюбится девочка Лиза, которая живёт на пятом этаже. Семён с интересом отметил, что он разбогател намного больше, чем мог тогда мечтать. Только таким счастливым, как тогда, он уже не станет, хотя бы потому, что уже не сможет так мечтать. Сейчас можно было просить своего Бога лишь об одном – выплыть из этого дерьма живым и с наименьшими потерями… И это был верхний и почти заоблачный предел его мечтаний.

Москва. Как много в этом слове для гастарбайтера слилось. Город самых богатых звёзд, город привезенных из азиатских республик дворников и торговцев, город высочайшей театральной и литературной культуры и самого мерзкого грехопадения. Город-экзамен, город-лотерея, город-улей, город-тиран, город-случай, город надежд и сказочных возможностей, город-палач и город плача, город смеха и город гримас, город подвоха, город любви и безумных страстей. Столица интриг и предательства. Во всяком случае, ни в одной из столиц бывшего Союза таких масштабов нет. Масштабов денег, масштабов чувств, масштабов авантюр.

Селиванову ранее частенько случалось наезжать в Москву по делам. Но приезжать и жить – вещи разные. Как отходной вариант в случае форс-мажорных неприятностей в Украине он всегда держал Москву на примете. Да и зачем изобретать велосипед? В результате смены декораций на политическом Олимпе в Киеве не самые последние люди из бывшей власти, по тем или иным причинам не вписавшиеся или не сумевшие договориться с новыми хозяевами Банковой, оказывались где-то неподалёку от Тверской.

Скопив свой первый миллион, Селиванов отыскал дальнюю родственницу по материной линии – очень набожную и совестливую тётушку Веру, жившую в подмосковном Королёве. Стал её навещать, слать к праздникам поздравительные открытки и гостинцы. А со временем объяснил, что хочет на всякий пожарный случай купить неподалёку от неё квартирку, но его служебное положение и украинские законы не позволяют этого сделать, так что оформить недвижимость придётся на тётушку. У тёти Веры не было повода отказать заботливому племяннику из Украины. По его настоянию сразу же было составлено и завещание на эту квартиру на имя покойной матери Селиванова. А он, таким образом, в случае чего, нигде не фигурируя, окажется единственным законным наследником. Квартира с тех пор благополучно сдавалась. Поначалу Сергей великодушно оставлял тётке десять процентов, а остальные деньги она вносила на свой банковский счёт, карта для снятия средств с которого находилась у племянника. Но держал её Селиванов из осторожности исключительно на территории России – с прочими документами в сейфе на подмосковной даче одного из знакомых.

Со временем, когда тётушка привыкла к новому доходу, Сергей снизил комиссию до пяти процентов, но одновременно увеличил её, вернее, свой капитал по той же схеме, прикупив на бойком месте неподалёку небольшое фасадное помещение, стабильно приносившее от аренды несколько тысяч американских денег. Окажись он в самой критической ситуации, это был тот островок, где можно было безбедно отсидеться, отдышаться, имея всё необходимое для жизни.

Собственно, почти так оно и случилось. Ретировавшись из Украины, Селиванов не стал светиться и лезть на рожон. Если его объявят в международный розыск, отбиться можно будет, но дороже. Да и смысл дразнить гусей?

Российский паспорт ему сделали по стандартной таксе – две тысячи всё тех же американских бумажек. С этим паспортом российские партнёры без проблем приняли Сергея на работу в одно из своих подразделений. В случае чего они всегда прикрыты и подстрахованы, и не только связями во всех силовых структурах и безупречным знанием законов и консультациями лучших юристов. Кадры проверили: бумаги и резюме в порядке, а подозревать они ничего не обязаны, да и некогда им вникать в биографии всех сотрудников и проверять подлинность их паспортов. А ведь и паспорт-то у него, если уж на то пошло, самый что ни на есть настоящий. Для подстраховки Селиванов всё же изучил детали своей российской биографии – во всяком случае, в пределах того, что пробивалось по компьютерной базе. Даже не поленился съездить на новую родину, в Серпухов. Походил по кварталу советских панельных девятиэтажек, где мало кто кого знает и помнит, зашёл в школу…

Серёжа Селиванов давно научился быть наблюдательным, что всегда помогало ему в жизни. Документы в Москве, наполовину состоящей из легальных, а по большей части нелегальных приезжих, проверяли куда чаще, чем в Лугани или Киеве, а тем более в Европе. Там для проверки нужны были веские основания. В Москве же с правами человека не слишком церемонились. Особенно если этот человек ездит в метро, а не в сопровождении «мигалок». Повод, он есть всегда – угроза теракта, подозрительная внешность, схожесть с описанием опасного преступника из ориентировки и т. д. и т. п., спорить – себе дороже. А причины у патрулей быть столь бдительными самые что ни на есть меркантильные: если у проверяемого гражданина удастся отыскать проблемы с документами, регистрацией или ещё чем-либо, можно будет хорошенько поживиться. Если же всё в порядке – отпустить, извинившись и пожелав счастливого пути.

Селиванов в этой связи старался всегда хорошо одеваться – людей в светлых сорочках и галстуках, если они, конечно, не были пьяны, как он заметил, останавливали реже. При этом у него наготове было новое солидное удостоверение, свидетельствовавшее о принадлежности к дочерней структуре самого газового монополиста. Слабым звеном поначалу являлся хоть и не сильный, но распознаваемый тренированным ухом акцент. На этот случай Сергей продумал версию о том, что долго работал в украинском филиале, а в детстве его отправляли на лето к бабушке под Полтаву. Но за первые полгода документы у него проверили всего раз. Вёл он себя при этом спокойно и весьма уверенно, не заискивал, не многословил, поэтому сержант, лицо которого выдавало рязанское происхождение, оценил его беглым взглядом и отпустил. А над удалением акцента он работал довольно старательно и небезуспешно. Для скорейшего овладения московским говором нужно было как можно больше общаться с обитателями столицы, то бишь погружаться в среду.