Волчий корень - Николай Старинщиков Страница 11

– Еще один способ есть. Он тоже, говорят, помогает…

Семеновна смотрит жалобными глазами.

– Лечить подобное подобным.

– Нет уж. Пусть лечатся другие… Ой, как мне тяжело. Старая дура.

– Какая же ты старая, Сима? Тебе и семидесяти нет пока что… Девушка в расцвете сил.

Сима махнула на него слабой рукой и отвернулась к спинке дивана. Сейчас она полежит, и к обеду, может быть, боль у нее пройдет.

Степаныч нарезал круги по квартире. Давал о себе знать выпитый кофе. Документы на автомашину и ключ от гаража положил в карман. Боялся, жена заметит. Так и случилось. Все-таки заметила.

– Куда собрался?

Не трудно догадаться. В гараж. Картошку в погребе посмотреть надо. Не замерзла ли. А то в прошлом году как у них получилось? Поморозили было продукт.

– Было не считается! – оживилась Сима. – И в этом году пронесет. Сиди дома… Если бы морозы были, – ворчала она в спинку дивана, не оборачиваясь, – тогда другое дело…

У Степаныча даже мускул не дернулся на лице. Обычно он нервничал, когда жена начинала командовать. Но сегодня он был на высоте положения.

– Если нашей бабушке да хреновину между ног – она была бы дедушкой! – сказал он с придыханием.

В самую точку угодил. Симу заклинило.

– Тогда что ты сидишь? Иди, коли собрался, – наконец выдавила она.

– Не видишь, с мыслями собираюсь! Вдруг что-нибудь забуду. Придется назад идти…

– Ну думай тогда…

На самом деле Степаныч ждал звонка от Царева – не зря тот блестел вчера глазами. Но тот, может быть, все еще спал. Наверняка. Тело у него большое. Пока выспится, сколько времени должно пройти?

– Передачу, что ли, послушать по радио?

Ефремов включил кухонный репродуктор, но там передавали рекламу. «Противозачаточные средства – спасение для молодого поколения». И рука сама повернула рычажок в обратную сторону. Придется звонить этому кургузому.

Степаныч придвинул к себе телефон и посмотрел на часы. Шел десятый час. Пора будить действительно. Пальцы побежали по кнопкам.

«Царский» телефон молчал. Конечно, пока Царь проснется, пока поймет, что ему звонят и надо вставать, пока он опустит ногу, а затем вторую – это же целая вечность пройдет. Надо ждать.

Степаныч ждал с минуту и опустил трубку. Ушел, может быть, в туалет. Пока эта куча опорожнится тоже… Кроме того, с утра его может понести по магазинам. Живет человек один. Хозяйство на плечах.

– Кому ты звонил? – молвила Сима.

Услышала. Будет теперь докапываться.

– Не отвечает этот… Хотел узнать, как здоровье…

Степаныч поднялся, накинул куртку:

– Пошел я. Иди, закрой за мной. И никого в квартиру не запускай!

– Кого я могу пустить?!

– Знаем мы ваших… Сиди молча. В крайнем случае звони в милицию…

Ефремов вышел из подъезда и пошел вначале мимо окон дома – в сторону гаражей. Скрылся из виду, на перекрестке завернул за дом и пошел в обратном направлении. Получился приличный крюк, зато никто не знает, что идет Степаныч к товарищу.

Через полчаса Иван Степанович стоял перед домом Царева. Ворота на запоре. Нажал на кнопку и долго держал. Помнится, звонок у Царя всегда был в исправном состоянии. Его Величество за этим делом строго следил. Под старость разбаловался разве что.

Палец устал держать мерзлую кнопку. Никто к Степанычу так и не вышел. Может, крякнул товарищ от выпитого. Долго ли?!

Степаныч присмотрелся. На дороге отпечатался след машины. Надо спросить у соседей. Но соседи ничего не знали, ночью ничего не видели и не слушали. К дочери ушел, может. Тут же рядом. Напротив торгового центра как раз.

Степаныч пошел в обратном направлении. Мимо будет идти и зайдет. Ему приходилось бывать у Саниной дочки.

Он подошел к дому Саниной дочери, поднялся и позвонил в квартиру. Женский голос из-за двери спросил:

– Кого надо?

– Александра Царева мне. Это Иван беспокоит. Товарищ по службе.

Степаныча разглядывали через глазок. Потом дверь открылась.

– Здравствуйте, – начал Степаныч. – Вчера договаривались встретиться, а его нет. Может, заболел…

– В больнице он… Операцию сделали.

– Вот те на! А я ему названию… В какой он палате? Что с ним?

– Ничего. Поскользнулся, упал. Сосуд повредил…

При таком весе немудрено. Сосуд повредил… В нем одного жира тонна будет. Вот и брякнулся со всего маху. Надо будет навестить.

Степаныч извинился и вышел. Дочь Царя не помнила гостя. А может, она прикидывалась. Они ведь бывали в этом доме. И не раз. Правда, весьма давно. После зарплаты заходили «пузыря» раздавить.

Ефремов, не раздумывая долго, вошел в троллейбус и вскоре уже был в вестибюле ЦГБ. Сунул под нос тетке на вахте, не останавливаясь, красные корочки и побежал наверх. Лифт в ЦГБ был предназначен только для носилочных больных, медперсонала, а также для перевозки продуктов питания и белья.

Вбежал на пятый этаж с высунутым языком и остановился у входа, словно мореный таракан. Тяжеловато, однако, с непривычки. Прошел беспрепятственно до сестринского поста, и лишь тут на него обратили внимание. Стоп, господин хороший! Куда изволите.

– Царева мне, – и вновь вытащил из кармана ветеранское удостоверение в стандартной милицейской обложке с золотым гербом и надписью «удостоверение».

В удостоверении даже значится когда-то присвоенное звание – подполковник милиции. Попробуй, разберись, кто перед тобой стоит на самой деле. Тем более если проверяющему некогда.

– После операции он…

– Пара вопросов, надеюсь, не утомит.

– Пройдите. Но имейте в виду…

Царь лежал у окна, возвышаясь над кроватью скифским курганом. Под панцирной сеткой был постелен щит, чтобы клиент не проваливался. Во взгляде у больного сквозило томление. Под глазами – круги, словно колесики от детских грузовиков, с синевато-чугунным отливом. Сильно, видать, ударился. Причем несколько раз. И не об лед, а как минимум о спецназовский ботинок. На лице все написано.

Саня первым протянул левую руку. Правая ладонь у него оказалась опухшей.

– Здравия желаем… – Степаныч покосился в сторону остальных больных. – Рассказывайте.

– Чего рассказывать-то?! Шел! Упал! Песочком надо посыпать дорожки, начальник! – пустил во всю палату Саня.

Он был недоволен местной властью. По недосмотру люд калечится в районе, а властям хоть кол на голове теши.

– Ладно орать-то, – проворчал Степаныч, хмуря брови. – Поговорить надо.

Народ из палаты один за другим вышли. Кто покурить, кто водички выпить. Остались Степаныч и Царев.