Не делай добра - Ирина Градова Страница 11

— Погодите, Алла Гурьевна, я правильно понимаю: вы говорите, что Яну убил маньяк?!

— Я имела в виду, что между жертвами прослеживается что-то общее и что это похоже на серию. Слово «маньяк» я даже не произнесла! И я хочу лично от вас услышать, что связывает вас с гражданкой Четыркиной.

В течение нескольких минут Мономах рассказывал следователю о кратком знакомстве с покойной, а также о том, как Мартынюк пытался подловить его на лжи. Суркова ни разу не перебила, не задала наводящих вопросов — судя по всему, его рассказ в целом не шел вразрез с тем, что она узнала у самого опера.

— А теперь, Владимир Всеволодович, рассказывайте то, что вы скрыли от Мартынюка! — потребовала Алла, когда он закончил.

— С чего вы взяли, что я что-то от него скрыл?

— Потому что за время общения с вами я успела понять, что вы похожи на матрешку: снимешь один слой, а там еще один; снимешь его — а там следующий… Давайте колитесь!

В этот момент к столику подошел официант, принесший винегрет и мясо на гриле для Мономаха. После того как он удалился, Алла устремила на собеседника испытующий взгляд, всем своим видом показывая, что ожидает ответа.

— Что ж, — начал Мономах, — я ничего не скрывал от Мартынюка, но я и в самом деле кое-что сделал. Я навестил квартирную хозяйку Яны.

— Что вы сделали?! — перебила Алла, выкатив глаза. — Вы — один из вероятных подозреваемых, и вы делаете ровно то, чего от вас ожидают — входите в контакт со свидетелями по делу? Вы соображаете, что творите?!

— Я не мог так все оставить! — попытался оправдаться Мономах. — Этот Мартынюк, он вцепился в меня как клещ, даже не дав себе труда разобраться в том, что произошло! Что мне было делать — прижать уши и ждать, пока меня загребут в СИЗО?!

— Ладно, — вздохнула Алла, — и что же вам поведала квартирная хозяйка?

— А, так вам интересно? Потому что Мартынюк и к ней приходил, только она не стала с ним делиться!

— А с вами поделилась?

— Она дала мне визитку некой организации под названием «Дочки-матери».

— Это что, приют для матерей-одиночек?

— Оказывается, Яна обратилась туда, так как ее избивал бывший парень, некий Денис Касатонов.

— Отлично! — обрадовалась Алла, вытаскивая блокнот и записывая имя. — Скажете мне адрес этих «Дочек-матерей»?

— Ну… видите ли, я уже туда сходил.

Алла едва не задохнулась от возмущения, однако то, о чем говорил Князев, оказалось интересно и полезно, и обвинять его в чрезмерном любопытстве язык не поворачивался. Не говоря уже о том, что ему за короткое время удалось выяснить о Четыркиной больше, чем Мартынюку, и, возможно, даже больше, чем смогла бы выяснить она сама, размахивая удостоверением. Алла не раз убеждалась, что людям, не имеющим отношения к следственным органам, окружающие доверяют охотнее.

— Что вы узнали?

— Во-первых, у Яны дом в Красном Селе, но она зачем-то снимала квартиру в городе. Я предположил, что она скрывалась от Касатонова, потому-то и съехала со старого места жительства. Кстати, мы встретились в электричке: может, она ездила за вещами? В съемной квартире, по словам хозяйки, мало одежды и прочих мелочей, необходимых каждой женщине. Вполне вероятно, она уезжала в спешке, а потому не успела прихватить много.

— Так Яна, выходит, была состоятельной барышней? — удивленно пробормотала Алла.

— Какое там! — возразил Мономах. — По словам директрисы «Дочек», она была бедна как церковная мышь!

— А откуда деньги на съемное жилье?

— Меня это тоже заинтересовало. Как и директрису — у нее создалось впечатление, что Яна одна на всем белом свете!

— А как долго Яна находилась в приюте?

— Директриса говорит, около недели.

— Интересненько… То есть Четыркина жила в Красном Селе. Потом перебралась в Питер и сняла жилье, после чего обратилась в «Дочки-матери», произведя впечатление сироты казанской?

— Знаете, — медленно проговорил Мономах, — мне не показалось, что Яна жировала или притворялась: в квартире не было излишеств и ее гардероб не отличался дороговизной и разнообразием.

— Да-с, задачка! — согласилась Алла. — А вы молодец, Владимир Всеволодович: вам удалось так много выяснить! Хочется отругать вас за самодеятельность, да не могу. Но не могу и не спросить, зачем вы это сделали? Вы говорите, что видели Яну всего однажды, и я вам верю. Тем не менее вы ведете себя как лицо заинтересованное. Почему вы чувствуете себя обязанным Четыркиной?

— Потому что не смог ей помочь, хоть и пытался. Как говорится, благими намерениями…

— Вы сделали больше, чем сделал бы любой другой человек, и не ваша вина, что жер… то есть Яна не приняла помощь. Или приняла, но в неудачный момент. Почему она не позвонила и не предупредила о своем приходе, ведь ваш телефон есть на визитке?

— Может, она действовала под влиянием момента? Не планировала приходить, просто так вышло…

— Вот именно — так уж вышло. Судьба! Или рок? Бедной девочке не повезло, но, если это не был несчастный случай (в чем, кстати, пока нет уверенности), ее убили не вы, а парень в капюшоне, которого описывают свидетели.

— Мартынюк дал понять, что алиби у меня нет, — хмыкнул Мономах.

— Как и мотива, — парировала Алла. — Знаете, какие три составляющих вкупе являются доказательством вины в суде?

Мономах покачал головой.

— Мотив, возможность и средство преступления. Допустим, у вас имелась возможность: вы ушли с рабочего места и никто не знает, чем занимались после этого. Ваша машина в ремонте, поэтому вы не оставляли ее на стоянке и не попали в поле зрения камеры. Значит, чисто теоретически вы могли оказаться в означенное время рядом с местом преступления — ну или пока что происшествия.

— Это обнадеживает!

— Средство преступления — вы сами, ведь, по показаниям очевидцев, Четыркину толкнули под проезжающий автомобиль. Что, повторюсь, требуется еще доказать! Но вот с мотивом проблемка, Владимир Всеволодович, ведь у вас не было причин убивать потерпевшую! Вы не являлись ее лечащим врачом, близким другом, родственником или даже соседом. Вы ничегошеньки о ней не знали, пока не увидели ее труп в прозекторской. Даже без моего вмешательства дело против вас рассыпалось бы еще до того, как попало в суд… Пообещайте мне кое-что, ладно?

— Что пообещать?

— Что больше не станете действовать самостоятельно. Если, как я предполагаю, жертв что-то связывает, то мы имеем дело либо с одним серийным убийцей, либо даже с целой преступной группой. В таком случае любой, кто окажется у преступников на пути, рискует жизнью. У меня есть предчувствие, что вы не успокоитесь, но я настоятельно прошу сообщать мне обо всем, что узнаете, и предупреждать о своих планах. Действовать в одиночку неразумно!