О чем молчит ветер - Ольга Володарская Страница 12

До Приреченска доехали за пятнадцать минут. Леша прикинул, что пешком, если срезать через лес, добраться можно за полчаса. Он притормозил у супермаркета, который, по его мнению, находился в центре города. Тут и здание мэрии, и Дом культуры, и вечный огонь. Были и кафе, причем симпатичные, в европейском стиле, с летними террасами.

— Какой городок замечательный, — выразил их общее мнение Олежек. До этого он говорил только об Аленушке. — Чистый, уютный. И мы не встретили ни одного алкаша.

— Еще не вечер.

— Я тебя умоляю, — фыркнул друг. — Пьяный часов не наблюдает.

Они вышли из машины и проследовали к магазину. Взяв тележку, пошли по рядам. Олежек с видом знатока выбирал продукты, и Леша ему не мешал. Он был в еде неприхотлив. Покупал ее, не глядя. Мог выбрать колбасу по упаковке. Привлекла взгляд — кинул в корзину. Состав никогда не читал. И удивлялся тем, кто делает это. Раевскому казалось, что вся колбаса на один вкус, если она не копеечная. Но и дешевую мог есть. Только без удовольствия.

— Винишка, может, возьмем? — предложил Олежка. — Красненького. Под мясо — самое то.

— Бери, если хочешь. Я пить не буду.

— Почему? Мы же остаемся.

— Я еще не решил.

— Лех, ну давай? В машине поспишь, она у тебя большая. Или к Аленушке напросимся. Выделит тебе комнатку.

— А ты будешь делить комнатку с ней, так?

— Нет, я не такой. В день знакомства сплю только с профессионалками. А за барышнями ухаживать нужно. Лягу, где придется.

— Ладно, уговорил. Давай возьмем вина.

Олежка радостно понесся в отдел с алкоголем. И тут Леша последовал за ним, потому что, если Кравченко дать волю, он наберет дрянного пойла и много. А нужно хорошего и всего две бутылки. Три максимум.

У прилавка с испанскими винами Леша столкнулся с красивой девушкой. Она шла от стеллажа с бальзамами и настойками, неся в руках маленький «Егермейстер».

— Богдан? — воскликнула она удивленно.

— Вы ко мне обращаетесь? — решил уточнить Раевский.

— Да, да, конечно! — Девушка всплеснула руками. — Надо же, не думала, что увижу тебя еще… Как ты?

— Нормально. Но я не Богдан.

— Нет?

— Меня зовут Алексеем.

— Точно?

— Сто процентов. Могу права показать.

— С ума сойти, как похож… Глаза, нос, уши… И шрам на брови. — Девушка смутилась и поспешила извиниться. После чего добавила: — С Богданом мы в раннем детстве были очень дружны, но я его не видела сто лет, вот и перепутала… Еще раз простите. Всего вам доброго.

— Девушка, постойте. Как вас зовут?

Но она уже убежала, а Леша не стал догонять. И все потому, что незнакомка невероятно ему понравилась.

— Что за красотуля? — спросил Олежек, подойдя к тележке с двумя коробками бурды, выдаваемой за шардоне.

— Перепутала меня с каким-то Богданом.

— Я бы притворился им на твоем месте. Девочка — огонь.

— Да, симпатичная.

— Догони и позови к нам на пикник.

— Не…

— Ой, ну тебя. Я сам! — и затрусил по аллейному залу супермаркета в сторону касс. А Леша выложил из тележки коробки с пойлом и загрузил в нее три бутылки «Карранс».

В Испании, где он все же побывал, это вино стоило два с половиной евро, в России дороже, но всего втрое. Молодое, с простым букетом, но оно явно лучше, чем коробочное псевдошардоне.

— Не догнал, — выпалил Олежка, вернувшись к тележке и кинув в нее большую пачку чипсов. — Думал, на кассе перехвачу, но она своего «Егеря» оставила и улизнула.

— И ладно. Пойдем за мангалом и пластиковой посудой. Еще я бы прикупил пару полотенец, швабру и чистящие средства.

— Решил устроить уборку?

— Навести небольшой марафет дому, пока ты жаришь шашлык и овощи. А воду наберем на роднике. Я вспомнил, что у меня в багажнике есть две пустые канистры.

На том и порешили. И отправились в отдел, где продавалось все для марафета дома.

В квартиру Эскиных удалось попасть, не ломая двери. У соседей оказался запасной ключ. Его вынесла мама водителя труповозки Димона, которой он, по всей видимости, позвонил. Женщина поджидала Пыжова у подъезда. А вместе с ней еще три пенсионерки, одной из которых было на вид лет сто. Все имели что сказать оперу, в том числе она.

— Ты в соседнем доме живешь, Пална, — отодвинула бабулю другая, побойчее, с волосами цвета сельди под шубой: корни белые, концы красные, а между ними желтая морковь. — Ступай к себе, не мешай следствию.

— Зато я тут старожил, — проскрипела в ответ Пална. — А ты понаехала. И уже после того, как мать и сын Эскины померли.

— А я с Кирой позавчера разговаривала, — вклинилась третья. — Считай, была последней, кто с ней общался.

— Да тебе лишь бы с кем поболтать. К любому прохожему цепляешься…

Тетеньки заспорили. Константин подхватил под руку маму Димона и увел в подъезд, решив, что если понадобится еще понятой, то привлечет кого-нибудь из трех склочных пенсионерок.

Об этом он рассказал начальнику, когда тот прибыл на место.

— Судя по тому, что в квартире ты один, делаю вывод: ничего заслуживающего внимания не обнаружено?

— Точно. А мама Димона пошла к себе за бутербродами. Решила меня, бедолагу, накормить.

Грачев осмотрелся. Обычная советская двушка: на стенах выцветшие бумажные обои, там же ковры, репродукции. Югославская мебель. Люстры из стекла и «самоварного» золота. Коля въехал в такую же квартиру, когда женился. Но сделал ремонт, и сейчас там было приятно находиться. У Эскиных же было неуютно. Квартира угловая, мрачная. В ней холодно и… тоскливо?

— Ты передернулся, — заметил Костя. — Почему?

— Не по себе мне тут.

— Мне тоже. Какая-то аура нехорошая у этой квартиры.

— Ты веришь в такие глупости?

— Глупости или нет, а все жильцы, которым хата сдавалась, съезжали через год максимум. А тут все исправно: отопление, канализация. Последние почти на халяву жили. Только коммуналку платили и пару тысяч сверху. Так сказать, за износ. И все равно отказались от квартиры. Пустовала полгода. Кира на продажу ее выставила. Но не нашлось желающих ее приобрести.

— Она же в Приреченске давно не появлялась, — не мог не вспомнить слова Димона Грачев. — Как тогда дела вела?

— Через доверенное лицо, — ответили ему. Это в квартиру вернулась Димкина мама с тарелкой, на которой лежали бутерброды с колбасой и сыром. — Их с Родей общий друг детства, Ромка, риелтор. Он и сдавал, и продавал.