Проклятие Дейнов - Дэшил Хэммет Страница 12

Шестого июня 1913 года я убил Лили и уехал с Алисой и Габриэлой в Лондон, где меня вскоре арестовали, перевезли в Париж, судили и приговорили к пожизненному заключению на островах Салю. Алису тоже привлекли к суду, но оправдали, поскольку она не участвовала в убийстве, не знала о нем заранее, а в Лондон поехала со мной только ради Габриэлы, которую любила. Материалы дела находятся в Париже.

В 1918 году с другим заключенным по имени Жак Лабо я сбежал с островов, уплыл на хлипком самодельном плоту. Сколько дней нас носило по океану, сколько дней в конце путешествия мы сидели почти без воды и пищи, я не могу сказать, мы оба потеряли счет времени. Лабо не выдержал испытаний и умер. Он умер от голода и жары. Никто его не убивал. Если бы я и захотел, у меня не было сил убить даже самую слабую Божью тварь. Но после смерти Лабо еды на одного мне кое-как хватало, а потом плот прибило к берегу Гольфо-Тристе.

Назвав себя Уолтером Мартином, я устроился на работу в британскую компанию медных рудников в Ароа и через несколько месяцев стал личным секретарем Филипа Хауарта, местного управляющего. Вскоре после этого повышения некий лондонец Джон Эдж поделился со мной планом – он придумал, как обворовывать компанию на сто с лишним фунтов в месяц. Когда я отказался участвовать в афере, Эдж заявил, что знает, кто я такой, и пригрозил донести на меня властям. Он сказал, что поскольку между Венесуэлой и Францией нет договора о выдаче преступников, то на острова меня не вернут, но опасность поджидает с другой стороны: труп Лабо выбросило на берег, установить причину смерти можно, и мне, как беглому убийце, придется доказывать в венесуэльском суде, что я не убивал Лабо в их водах, чтобы самому выжить.

Все же я отклонил предложение и стал готовиться к отъезду. Тем временем Эдж убил Хауарта и ограбил сейф компании. Он убедил меня бежать с ним, доказав, что, если даже не заявит на меня, полицейское расследование все равно не сулит ничего хорошего. Тут он был прав, и я к нему присоединился. Через два месяца, в Мехико, я выяснил, почему Эдж так настойчиво добивался моего общества. Зная мое прошлое, он мог крепко держать меня в руках, а будучи высокого – неоправданно высокого – мнения о моих способностях, хотел подсовывать мне те дела, которые самому ему были не по зубам. Я твердо решил, что как бы ни повернулась жизнь, что бы ни случилось, никогда не возвращаться на Чертов остров. Однако становиться профессиональным преступником мне тоже не хотелось. Я попытался удрать из Мехико, но Эдж поймал меня, и в драке я его убил. Но убил при самозащите: он напал первым.

Приехав в 1920 году в Штаты, я поселился в Сан-Франциско, сменил имя – теперь на Эдгара Леггета – и, чтобы отвоевать себе место под солнцем, взялся за эксперименты с цветом, которые начал еще в Париже, когда изучал живопись. Я решил, что никому теперь не придет в голову отождествлять Эдгара Леггета с Морисом де Мейеном, и в 1923 году вызвал к себе Алису и Габриэлу – они жили тогда в Нью-Йорке. Мы с Алисой поженились. Однако прошлое не умерло, глухой стены между Леггетом и Мейеном не существовало. Ничего не зная о моей судьбе после побега и не получая от меня вестей, Алиса решила разыскать меня, для чего наняла частного сыщика Луиса Aптона. Аптон послал в Южную Америку некоего Рапперта, и тому удалось шаг за шагом проследить мой путь от Гольфо-Тристе до отъезда из Мехико после гибели Эджа; дальше мой след терялся. Но Рапперт, конечно, выведал про Лабо, Хауарта и Эджа, трех человек, в смерти которых я был неповинен, но за которых – по крайней мере, за одного – меня, с моим прошлым, наверняка бы засудили.

Как Аптон разыскал меня в Сан-Франциско, не знаю. Скорей всего, выследил через Алису и Габриэлу. В прошлую субботу он позвонил мне поздно вечером и потребовал заплатить ему за молчание. Свободных денег у меня не оказалось, поэтому я отложил встречу до вторника, а затем дал ему в качестве задатка бриллианты. Но я был в полном отчаянии. По опыту с Эджем я знал, каково быть во власти таких людей, и решил убить Аптона. Мне пришло в голову инсценировать кражу и заявить о ней в полицию. Я не сомневался, что Аптон тут же свяжется со мной. Тогда я назначу ему свидание и хладнокровно пристрелю, а уж придумать историю, оправдывающую убийство этого взломщика, у которого полиция к тому же найдет при обыске бриллианты, не составит мне труда.

Думаю, план удался бы. Но Рапперт, у которого были с Аптоном свои счеты, опередил меня и сам с ним расправился. Он знал мой путь от Чертова острова до Мехико и, ко всему прочему, уже выведал, то ли от самого Аптона, то ли шпионя за Аптоном, что Мейен и Леггет – одно лицо. Скрываясь от полиции после убийства, он явился ко мне, отдал бриллианты и потребовал вместо них денег и убежища.

Я его убил. Тело вы найдете в подвале. Из окна видно, что за домом следит агент. Другие ваши люди повсюду наводят обо мне справки. Мне не удалось избежать в рассказе противоречий и убедительно объяснить мои поступки, но теперь, когда я действительно под подозрением, надежды, что прошлое не всплывет, почти нет. Я всегда знал, что этот день настанет, – знал, даже когда пытался себя обмануть. Назад на Чертов остров я не вернусь. Моя жена и дочь ничего про Рапперта не знали и участия в убийстве не принимали.

Морис де Мейен.

Когда я кончил читать, несколько минут стояла тишина. Миссис Леггет отняла платок от глаз и тихо всхлипывала. Габриэла, дергая головой, оглядывала комнату; глаза ее то прояснялись, то снова затуманивались, а губы шевелились, словно она хотела что-то сказать и не могла.

Я подошел к столу, наклонился над трупом и проверил карманы. Во внутреннем кармане пиджака что-то лежало. Я сунул руку под мышку Леггета, расстегнул пуговицы и вытащил коричневый бумажник. Он был туго набит деньгами – позже мы насчитали там пятнадцать тысяч долларов. Показав содержимое бумажника всем присутствующим, я спросил:

– Еще какой-нибудь записки он не оставил?

– Нет, другой мы не нашли, – ответил О'Гар. – А в чем дело?

– И вы, миссис Леггет, тоже ничего не знаете?

Она отрицательно покачала головой.

– В чем дело? – переспросил О'Гар.

– Он не покончил с собой, – сказал я. – Его убили.

Габриэла Леггет пронзительно завизжала и вскочила со стула, тыча белым пальцем с длинным острым ногтем в сторону миссис Леггет:

– Это она, она его убила. Она ему говорит: «Приходи сюда», а сама одной рукой открывает дверь в кухню, а другой берет из сушки нож. Он вошел, и она всадила нож ему в спину. Я все видела. Это она убила. Я была раздета и, когда услышала шаги, спряталась в кладовке. Оттуда все и видела.

Миссис Леггет тоже вскочила на ноги, но пошатнулась и упала бы, если бы Фицстивен не успел поддержать ее. Выражение горя на ее припухшем лице сменилось замешательством.

Щеголеватый человек с землистым лицом – его звали доктор Риз, как я узнал позже – отчетливо и сухо произнес:

– Ножевой раны на теле нет. Смерть наступила от выстрела в висок из этого вот пистолета, причем с близкого расстояния и с наклоном дула вверх. Явное самоубийство.