Ненавижу - Анастасия Монастырская Страница 12

— Вадим Николаевич? — его собеседник чем-то напоминал взмыленного и очень удивленного пингвина, которой неожиданно прочел Горького и понял: рожденный ползать — летать не может. — Я правильно понял вашу идею фикс? Вы действительно ЭТОГО хотите?

Вадим кивнул. Сколько себя помнит, действительно, хотел именно этого. Несмотря на слезные просьбы матери и стыдливую злобу отца. Все это, безусловно, последует. Но потом. И ему, Вадиму, будет уже все равно. Но с недавних пор к его желанию примешалась и жажда мести. Тот человек должен за все ответить. И Вадим даже знает, как это должно произойти.

— Вам не кажется, что ваша мечта сродни извращению?

Холеная рука с безупречным французским маникюром чуть дернулась. Уголки губ презрительно дрогнули:

— И вы туда же… Мне с детства говорили, что я — это аномалия. И все мои желания — аномалия. Давайте внесем ясность: это они для вас аномалия, а для меня они — норма. В конце концов, это мои желания, не так ли?

Так, так… Сволочь, он, видите ли, из себя моралиста корчит. Дешевка позорная! По морде видно: еще два дня назад перебивался с хлеба на воду, экономя денежки на водку. И вдруг такой шанс — из нищеты в короли тузовые. Щечки надулись, грудка колесом выгнулась, а не поговорить ли нам о морали?!

Вадим таких людей с юности терпеть не мог. С того дня, как их учитель физкультуры Сан Саныч — узкий старикашка в линялом спортивном костюме "MADE IN СССР" вывел Вадима на середину спортивного зала и ткнул в него желтым пальцем:

— Подними голову, ты, опущенный! Молчать! Таких говнюков, как ты, сразу под шконку! Кругом девок — вали, не хочу. Ты же к пацанам в штаны лезешь.

Погорячился Сан Саныч. Ох, как погорячился! Видать, вспомнилась ему своя шконка. И место под ней. И те незабываемые ощущения. И все же не стоило афишировать то, чего не стоило афишировать. Да и что, собственно? Прижался в раздевалке разгоряченным телом к другому телу, а тело, возьми, да и среагируй. А уж должным или не должным образом — тут они с Сан Санычем во мнениях не сошлись.

Прежде, чем урывать, поинтересуйся, кого именно ты урываешь. Зона, да? Крещение баландой, да? Политический, да? А вот накуси-ка — выкуси беззубым ртом. Пусть он и опущенный, зато папаша у него… Не стоит сына такого человека принародно оскорблять. К сожалению, зона Сан Саныча мало чему научила. Но последний свой урок он усвоил хорошо. Под автобусом. Больше к пикантной теме они с родителями не возвращались. Но отцу Вадим был благодарен: по-своему, но защитил отпрыска.

Что дальше? — спросит биограф. Дальше — жизнь. Пусть и не замечательных людей, но жизнь.

Школа.

Золотая медаль.

Факультет международных отношений.

Диплом с отличием.

Стажировка.

Женитьба.

Рождение дочери.

После этого знаменательного события сказался импотентом. Долг сына и мужа выполнен. Теперь — увольте. Не уволили. Угораздило же жениться на Пенелопе. Другая, получив индульгенцию, давно бы сходила налево. И сразу сообразила, что масса соблазнов намного лучше, чем постылая и унылая жизнь под мужниным боком. Грешным делом, сам ее подталкивал: самцов-гетеросексуалов в дом приводил — один другого краше. Кормить кормила, в меру флиртовала, но дальше улыбок и целования ручек не заходила. Почему? Да потому, что дура! При желании все было бы шито-крыто. Но эта — воплощение верности. И глупости, поскольку верит, что современная медицина способна на многое. Например, на то, чтобы без операции восстановить мужскую силу. Смешно вспоминать, но был период, когда эта мужская сила прямо-таки рвалась из штанов. В кабинет к начальнику заходит — встает. В спортивном зале посреди штанг и атлетов — встает. На обложку журнала с голливудским красавчиком — встает. На телевизор и то — встает. А домой приходит — пшик! Что за дела? Вроде бы научился себя контролировать, и вдруг тело, как в юности, подводит. Да еще так регулярно. Аккурат через час после завтрака. Оказалось, Пенелопа «виагру» вместо сахара ему в чай размешивает. Наверное, чтобы жизнь слаще казалась. Глядишь, попьет восстанавливающего препарата, и все в их семье и наладится. Еще раз дура!

Угораздило же так… Сначала жена, потому на лучшего друга запал. А тот мало, что примерный семьянин, так еще и ярый гомофоб. Политикан херов! Ригорист! Зато с самой лучшей задницей на свете. И не только с задницей…

Скоро тридцать шесть, а вроде бы и не жил. Скрывал, юлил, врал. И вдруг понял — надоело. Пушкин вон в тридцать семь под пистолет встал. Он-то чем хуже? Пусть и не Пушкин. Так, может, пришла пора признать, что не только Сан Саныч, но и природа ошиблась. Он — не опущенный. Просто ему нужно другое тело. Вот и весь секрет. Допустим, если он станет женщиной, то и тяга к мужикам окажется естественной. Так? Так! Никто не осудит. Даже самый ярый гомофоб. Потому, что женщины — это прекрасно. И мужчинам их любить не возбраняется, как и женщинам — мужчин. Дело за немногим — сделать себе другое тело.

— Прекрасная история! — хлопнул в сухие ладошки Эдуард. — Публика будет рыдать от восторга. А теперь к делу. Давайте, начистоту: чего вы все-таки хотите?

Биология — изучи ее до конца

Эксперты предрекали этому реалити-шоу полный провал. Но, оказалось, что секс в прямом эфире вызывает намного больше интереса, чем информационные или просветительские программы. Напомним, в чем суть этого проекта: изначально в проекте принимают участие шестнадцать человек, чья задача организовать пары, тройки, квартеры и квинтеты с тем, чтобы заняться сексом перед камерой. Самого слабого выкидывают из игры. На его место приходит новый участник, полный сил и боевого задора. Выигрывает тот, кто продержится дольше всех и совершит как можно больше сексуальных контактов. Приветствуется разнообразие поз, знание «Камасутры» и виртуозное владение языком. В Англии эту программу пробовали запретить, в демократичных Нидерландах она мгновенно заняла верхние строчки телевизионных рейтингов, французы добавили немного пикантности, американцы — грубости и насилия. Американский аналог представляет собой сексуальный марафон, иными словами свальный грех, где сразу и не разберешь — мужчина или женщина.

Воистину, вот она биология — изучи ее до конца!

— Добрый день, Светочка!

— Светик, приветствую!

— Светуля, наше почтение! Хорошо сегодня выглядишь…

— Свет, слыхала, сегодня опять магнитные бури, да и затмение обещали. Голова раскалывается! А ты молодец, бодрячком!

Она рассеянно отвечала и, чуть прихрамывая, торопилась дальше, прижимая к необъятной редакторской груди толстую синюю папку с логотипом телекомпании. Шумно. Суетно. Все, как и раньше. Все так, да не так… Ее мир менялся так стремительно, что Светлана Борисовна совершенно не поспевала за ним в своих мягких туфельках-тапочках на войлочной основе. Ее обгоняли, толкали и подталкивали, а она не успевала. Все ее ровесницы давно на пенсии, нянчат внуков, ругают бездельников-детей и надеются на очередную прибавку к пенсии. И никто из них понимает — а теперь уже и не принимает — Светлану Борисовну, для которой вся жизнь — это телевидение. Яркий мир, заключенный в плоские рамки экрана.