Секретные поручения - Данил Корецкий Страница 12

— Дурак твой Ашот, — Сергей сплюнул под ноги. — Бернадская знала программу лучше наших преподов, сто лет ей колени его не усрались.

«Стоп, — тут же подумал он. — При чем здесь Бернадская? При чем Ашот? О чем мы говорили только что?..» Мысли срывались с карусели, разлетались в стороны, будто дерьмо из разбрасывателя удобрений; на смену им прибывали другие, новые, еще чернее, еще поганей прежних. Снова разлетались. Снова прибывали.

— Да, — сказал Сергей, наклоняя голову и сбоку неуверенно поглядывая на собеседника. — У меня проблема… я тебе рассказывал уже, да?

— Ну, почти, — доброжелательно кивнул Родик. — Я просто в шоке, Серый. Так чем там у вас все закончилось? Зачем ты вообще влез в эту махаловку? Ты же не мент?

Или мент?

— Да я не про то…

Сергей громко икнул. Вспомнил что-то, сжал зубы. И вдруг рассмеялся громким придурковатым смехом.

— Меня отпидорасили, Родь. А?.. От-пи-до-ра-си-ли. Да… можно сказать и так.

Он понял, что ни слова больше об этом деле не скажет. Никому.

* * *

На семинаре по уголовному праву Денис выручил всю группу. Из двадцати семи человек на третью пару остались пятнадцать, причем все клялись, что не открывали даже учебник. И зубрила Бородаевский клялся, хотя он, конечно, врал. От тотального разгрома группу могло спасти только одно: надо было «завести» Франка.

И Денис взялся это сделать.

— Мало того что истинную направленность умысла практически невозможно установить, она толкуется ограничительно и тогда, когда результаты преступных действий налицо! — с жаром говорил он, не заглядывая в конспект. — Гражданин А, ударил гражданина Б, ножом в бедро, попал в артерию, и потерпевший умер от кровопотери. Что вменяется причинителю вреда? Неосторожное убийство?

— Конечно, — настороженно кивнул Франк, барабаня суставчатыми пальцами по столу.

— Он же не предвидел возможность наступления смерти, хотя мог и должен был это предвидеть…

Франк — сокращение от Франкенштейн. Такую кличку профессор Реверсов получил за туго обтянутое кожей скуластое лицо с огромным ртом, лысый шишковатый череп и привычку вытаращивать и без того изрядно выкаченные глаза, когда ему хотелось подчеркнуть важность произносимого и привлечь внимание слушателей. На лекциях он частенько отвлекался, сбиваясь на «случаи из жизни» и забавные байки, но на семинарах свирепствовал, требовал конкретных и полных ответов, щедро рассыпая «неуды», которые впоследствии роковым образом сказывались на результатах сессии.

По уголовному праву задолжников было больше всего.

— В этом и заключается ошибка традиционного подхода! — обличительным тоном проговорил Денис. — Когда человек тычет в другого ножом, он должен предвидеть вероятность наступления любых последствий и отвечать за конечный результат! В данном случае — за умышленное убийство!

Суставчатые пальцы быстрее забарабанили по дереву. Мышление у Франка отличалось парадоксальностью, а поступки — непредсказуемостью, он очень ценил оригинальность и самостоятельность ответов, хотя понимал эти качества весьма своеобразно. Рассказывали, что однажды на экзамене он загнал студента в угол вопросом: «Что такое проституция?» Тот безнадежно задумался и, предчувствуя неизбежность провала, брякнул:

— Не знаю… Но был случай…

Зависшая над ведомостью ручка остановилась.

— В ресторане женщина залезла на стол и стала кричать: «Да, я проститутка, но меня голыми руками не возьмешь!» Сам видел…

Франк рассмеялся и поставил долгожданный «уд».

Другая легенда повествовала, как Реверсов безуспешно выпытывал у одного азербайджанца, что является объектом преступного посягательства при изнасиловании. Тот потел, краснел, затравленно оглядывался на товарищей, подбирал слова и наконец вместо нейтрального «половая свобода» сдавленно прохрипел:

— Ну эта… лохматая…

Аудитория взорвалась гомерическим смехом, Франк повалился на стол и чуть не умер от хохота, но когда успокоился, пришел в ярость и с криком: «Сам ты „лохматая“!»

— выгнал опозорившегося ученика.

Слабым местом Франкенштейна было то, что он легко вовлекался в дискуссию, а «заведясь», превращал семинар в лекцию и мог проговорить все отведенное время, забыв про необходимость опроса. Но «завести» профессора мог только подготовленный и эрудированный студент.

Денису это удалось. Опираясь на несуразные примеры из судебной практики, он раскритиковал общепринятую теорию субъективного вменения и довольно убедительно высказался в пользу определения вины по объективным последствиям преступления. В любом учебнике можно прочесть, что такой подход распространен в не правильных капиталистических государствах и для социалистической законности совершенно неприемлем.

— Традиционная теория снимает с виновного ответственность за отклонения в цепочке причинно-следственных связей, — торжествующе заканчивал Денис свою речь.

Он предчувствовал триумф, как матадор, правильно вогнавший шпагу в загривок еще стоящего как ни в чем не бывало, но уже убитого быка.

— Но тогда риск наступления неблагоприятных последствий полностью возлагается на жертву! Разве это отвечает принципу справедливости? Разве способствует борьбе с преступностью?

Франк вытаращил глаза.

— Хорошо. Да. Хорошо, что вы нестандартно мыслите. Но нестандартно — не всегда означает правильно. Да. Вы обосновываете очень опасную концепцию объективного вменения, которая может привести к необоснованным репрессиям! Ведь что есть ответственность без вины?

Бык тяжело рухнул на колени и медленно повалился на бок. Денис незаметно отсалютовал восторженно замершей аудитории. Он выполнил свою задачу. Франк «завелся» и проговорил оставшиеся семьдесят минут, как раз до завершающего учебный день звонка.

Вываливаясь в весело гомонящей толпе на улицу, Денис получил стандартный набор почестей победителя: его признательно хлопали по плечу, дружески жали руку, Ниночка Бобылева чмокнула в щеку, а Славка Ефимов вызвался даже немедленно угостить пивом. Но время поджимало.

На улице было пасмурно. К стоянке автомобилей, пошатываясь, подходили двое изрядно поддатых парней с журфака. Одного, с разбитым лицом, Денис хорошо знал — тот ухаживал за Антониной и всегда смотрел на него, как на классового врага.

Звали его Сергей. Здоровый амбал, кто же это сумел так его разукрасить? Второй и с целой физиономией имел вид блатной босоты — дерганые движения, вызывающе-развязные манеры, хищный острый нос и презрительно прищуренные бесцветные глазки. Хорошие кадры получит через несколько лет отечественная журналистика! Оба наверняка неграмотные босяки, если и умеют писать, то только на заборах… Живописная парочка вплотную приблизилась к шикарной иномарке.

Неужели средь бела дня начнут курочить? По пьянке чего не сделаешь! Но вместо звона стекла нежно пиликнул электронный замок, и будущие журналисты завалились в мягкий салон. О времена, о нравы!