Яд персидской сирени - Инна Бачинская Страница 12

Володя умел быть великодушным. Он пил кофе и с улыбкой смотрел на Татку. Она торопливо ела мороженое; наморщив лоб, дула на кофе, отпивала глоток, снова совала в рот пластиковую ложечку с мороженым. На щеках ее появился румянец, лицо слегка подзагорело на солнце, что было особенно заметно в тени красного зонтика — кафе было уличным. Ему пришло в голову, что Татка осталась где-то в прошлом, что ей по-прежнему… сколько ей было? Семнадцать? Соплячка. И за все семь лет никто ни разу не купил ей мороженого. Или кофе. И не навестил. Ни разу. За бесконечных семь лет. Он вздохнул невольно.

— Что? — Татка подняла на него настороженный взгляд.

Он отвел глаза, пробормотал:

— Ничего, просто задумался. Вкусно?

Она кивнула.

— Очень! Спасибо. Послушай… — Она запнулась. — Можно спросить?

— Валяй! — Он улыбнулся, ему хотелось ее подбодрить. Он был незлым человеком.

— А что с Пашей?

Вопрос был неожиданным.

— Ты его помнишь? — спросил он не сразу.

— Помню. Не очень хорошо, правда. Он был муж Веры…

Володя любил рассуждать и расставлять все по полочкам. Прежде чем ответить, он рассматривал вопрос со всех сторон, обнюхивал и пробовал на зуб. Так и сейчас: «он был муж Веры» — как это понимать? Видела, что он остался у Веры на ночь? Не понимает почему? Смысл ее вопроса: «А ты кто в раскладе?»

— Пашу сбила машина, — сказал он после паузы. — Искали по всем больницам и моргам. Нашли на третий день в маленькой районной больнице, перевезли в частную. Его буквально сшили заново, никто не верил, что останется жив. Почти девять месяцев в коме. Врачи говорят, надо ждать. Он был мой друг, — сказал неожиданно для себя — это прозвучало как оправдание.

— Ты работаешь у них?

— Да. Еще хочешь? Кофе или мороженого?

— Уже хватит, спасибо. Ты сказал, у тебя есть немного времени…

— Хочешь на шопинг? — снисходительно хмыкнул Володя. — А деньги у тебя есть?

Татка вспыхнула, покачала головой.

— Ладно, только на полчаса, поняла? — Он достал портмоне.

…Стоя у входа, он смотрел, как Татка ходит между рядами выставленной одежды, трогает, надолго замирает, раздумывает. Заверещал мобильный телефон, это была Вера. Он отошел вбок.

— Что у тебя? Были на кладбище? — спросила Вера.

— Нормально. Были. Едем домой. Ты как?

— Поговорить нужно. Жду в офисе. Давай быстрее.

— Еду. Целую!

Но Вера уже не услышала, в трубке стояла тягучая пустая тишина.

Володя повел взглядом по залу и не увидел Татки. Он вошел в магазин, прошелся по рядам, пробежал по отделам обуви и сумок. Татки нигде не было.

Черт! Он метался по залу, спрашивал продавщиц, те пожимали плечами. Он бросился к охраннику, здоровенному амбалу со скучающей физиономией. Тот покачал головой и спросил:

— Сколько лет?

— Что — сколько лет? — не понял Володя.

— Сколько лет ребенку? — повторил охранник.

— Двадцать пять, — не подумав, брякнул Володя.

Охранник взглянул странно и ухмыльнулся.

Володя пробежал по торговому центру мимо всех пестрых бутичков, заглядывая через стеклянные стены. Раз, другой. Татки нигде не было. У него взмокла спина, ему стало по-настоящему страшно. Эта дрянь попросту удрала, обставила его, как лоха, и смылась!

Прошло полчаса, и он уже собирался звонить Вере, а потом в полицию, эмчеэс… куда угодно, лишь бы делать хоть что-то и занять себя, как тут его тронули за плечо. Он резко обернулся — это была Татка. Улыбаясь во весь рот, она показала ему крошечную бумажную сумочку с ручками-ленточками. Давно он не испытывал подобного облегчения!

— Где ты была? Я чуть не… — Он с трудом удержался от неприличного словца. — Я беспокоился!

— Смотри! — Она протянула ему сумочку. Он взял машинально, заглянул. Там лежала большая красная заколка для волос, усыпанная блестящими камешками.

— Что это? — глупо спросил он.

— Для волос! — радостно сообщила Татка. — Купила там! — Она махнула куда-то рукой. — Правда, класс? Там еще много всего.

— Больше так не делай, — сказал он строго. — Тут все поменялось, можно запросто заблудиться.

— Ага, поменялось, — сказала Татка, улыбаясь во весь рот, и Володя невольно ответил на ее улыбку. — Ничего не узнать.

Вера задержалась дома, поджидая домработницу Свету. Та позвонила, что застряла в пробке, но уже вырвалась и сию минуту прибудет. Вера пила на кухне кофе, поглядывала на часы, нервничала. Татка сидела у себя тихо как мышь, Вера к ней не заходила. Мысль, что эта находилась в ее доме, портила ей кровь. Ее раздражал Володя с его дурацкими утешениями… Когда она слышала уже в который раз, что все будет хорошо, она едва сдерживалась, чтобы не заорать: «Да пошел ты! Дурак! Ничего уже не будет хорошо!» Пока был Паша, Володя казался умным и сильным, надежной спиной, плечом, локтем, а теперь… И главное, некуда деваться. Во-во! Самое гнусное, что деваться ей теперь некуда. Свалилось все сразу: и Паша, и Татка, и дядя Витя. А теперь еще Светка. Корова! Чертова сплетница, домашний шпион… Не могла выехать на полчаса раньше, жди ее теперь!

Вчерашний неприятный разговор с дядей Витей не шел из головы. Вере казалось, что ее, как животное на охоте, обложили со всех сторон. Она мечется, а вокруг красные флажки. Он пришел вчера около девяти вечера, запросто, с цветами и конфетами. Она, удивленная, открыла, не спрашивая, думала, Володя. Она попросила его не приходить, ей хотелось побыть одной. Собраться с мыслями. А тут звонок — не послушался, пришел; она даже обрадовалась — одной было совсем паршиво и невмоготу. Но это был не Володя, а дядя Витя. Прибежал, словно почуял опасность.

Она сидела в спальне, смотрела на себя в зеркало и пила коньяк, рюмку за рюмкой. Ей было страшно. Она уговаривала себя, что все образуется, но ей все равно было страшно. Нет Паши, никто не сможет его заменить, Володя — мелковат и труслив. За Пашиной спиной — да, прекрасный исполнитель, не больше, в самостоятельном плавании — не тянет, но считает, что тянет, тщеславен и самоуверен. Почувствовал себя хозяином, заводит новые правила; секретарша Любочка шепотом донесла, что он поручил Алику Усику присматривать за коллективом и держать его в курсе. Паша был не подарок, конечно, он был излишне резок и прямолинеен, принимал решения с ходу, терпеть не мог наушничества. Но его не боялись, а Володю боятся… вернее, не столько боятся, сколько опасаются. Никто не хочет с ним связываться, сказала Любочка. В ее глазах был упрек; она была предана Паше и, как иногда думала Вера, спала с ним: без дальнего прицела, по-дружески — она знала свое место. Любочка сказала, что уходит, и Вера попросила ее подумать. Любочка ей нравилась — идеальная секретарша, умница, ничего никогда не забывающая, причем прехорошенькая, с маленьким кукольным личиком и изящной фигуркой.