Клара и мистер Тиффани - Сьюзен Вриланд Страница 12

— Очень ловкий деловой ход, — одобрительно высказался Бернард Бут, англичанин и крупный делец.

— Сын Комфорта, отец Льюиса, питал амбиции, далеко выходящие за пределы захолустных городов.

— Именно он основал «Тиффани и Ко», — уточнила я.

— Этот воротила скупал ящики с товарами, брошенные на причалах во время депрессии, и продавал их состоятельным клиентам, поскольку верхние слои общества кризис не затронул. Когда же рабочий класс смог вновь совершать покупки, он открыл большой магазин-барахолку, где продавались стеклянные «бриллиантовые» ожерелья, японские веера, китайские зонтики. Для среднего же класса папаша Льюиса импортировал богемское стекло и французский фарфор.

— Быстро сообразил предложить ассортимент товаров, соблазняющий людей на покупки, — подтвердил Бернард Бут.

— На каждом предмете была этикетка с ценой — новинка, которая положила конец унизительному торгу по каждой продаже, — напомнил Хэнк.

— Кажется, его компания одной из первых начала рассылать каталоги для заказов по почте, — присовокупил Бернард.

— Они до сих пор практикуют это. У меня есть один такой, — похвасталась миссис Хэкли.

— Приберегите его. Когда-нибудь это станет предметом вожделений коллекционера, — посоветовал Бернард.

— А каким же образом Чарлз Тиффани поднял компанию до статуса изысканного ювелирного искусства? — заинтересовалась я.

— Чистое везение.

Хэнк объяснил, что партнер Чарлза делал закупки в Париже в 1848 году, когда пал режим короля Луи-Филиппа и аристократия бросилась в бега, продавая свои драгоценности за полцены. Партнер скупил столько, сколько смог. По распоряжению Чарлза драгоценные камни поместили в новую современную оправу, и Гульды, Морганы, Вандербильты и Асторы буквально сбежались за ними. Не осталась в стороне даже королева Виктория. Так что он приобрел известность как Король бриллиантов.

— От позолоты к золоту, от стекла к драгоценным камням, — констатировал Бернард, подцепив вилкой изрядную кучку пюре из картофеля и гороха. — Находчивость создала богатство, а теперь богатство питает искусство. Можно сказать, превзойти отца стало моральным долгом членов семейства Тиффани.

— Вот причина его бешеной выходки в комнате выдачи, — сделала вывод я.

— Ну что, ты уже подошел к концу? — вопросил Дадли.

— Нет. Чарлз еще прославился тем, что продавал серебряные офицерские шпаги в Центральном парке во время Гражданской войны.

— Конъюнктурщик! — воскликнула миссис Хэкли. — Кто может питать уважение к конъюнктурщику?

— Я могу, — заявил Бернард. — Кто пострадал от этого? Никто.

— Скажи это любому парню-солдату из Теннесси, которому таким декоративным оружием распороли кишки, — возразил Дадли (такой уж он чувствительный).

Хэнк поведал нам, что дружба с Ф.Т. Барнумом научила Чарлза извлекать выгоду из причастности своего имени к чужой славе, чего он и добился, даря великолепные серебряные чаши певице Женни Линд, лилипуту Тому Таму, мальчику-с-пальчику, и скульптору, изваявшему статую Свободы. Газеты жадно хватались за эти истории. Бесплатная реклама для «Тиффани и Ко».

— Ловок же примазываться к чужой славе, — пробормотала себе под нос миссис Хэкли.

— Один из цирковых слонов Барнума как-то обезумел, — продолжал Хэнк.

— Я помню, — выпалила Мерри, оживившись. — Он затоптал нескольких парней, и пришлось его пристрелить.

— Чарлз купил тушу, заказал сделать из нее чучело и выставил его в витрине своего магазина с объявлением: «Слон-убийца, подлежит использованию для изготовления памятных ремней, классных бумажников, запонок из слоновой кости. Делайте ваши заказы, пока в наличии еще имеются самые лучшие части материала». Это имело оглушительный успех.

— Молодец! — вынес свое суждение Бернард. — Король бриллиантов прикрыл все грехи принца мошенников.

— Но ведь есть еще одно поколение. — Хэнк многозначительно уставился на меня. — Не знаю, известно ли вам, Клара, что ваш хозяин никогда не завершает год с убытком. Именно Чарлз и его «Тиффани и Ко», а не Льюис, держат на плаву ваше предприятие «Тиффани глас энд декорейтинг кампани».

Тут уже все, даже миссис Хэкли, обратили свои взоры на меня. Я проглотила оказавшийся во рту кусок рыбы не прожевав. Оказывается, мне выпало трудиться вовсе не в беззаботной стране фантастических фламинго и украшенных драгоценными камнями павлинов. Теперь мне стало понятно напряжение, которое заставляло мистера Тиффани крушить вазы вдребезги.

— Я полагаю, ставки, которые он делает на Чикаго, в немалой степени зависят от вас, Клара. — Бернард потрепал меня по руке. — Нет необходимости волноваться. Природа создает алмазы под огромным давлением, а вы — наш ослепительный бриллиант!

Весна, и Грэмерси-парк в это воскресенье «оделся» в желтые нарциссы — «рюмочки» с оборчатым краем на шестиугольных «блюдечках». Они напомнили мне стихотворение Вордсворта о диких нарциссах. Как оно начинается? Ах да… «Я бродил одинокий, как облако». И потом: «Каким же богатством одарило меня это зрелище». Порадуешься за него. Только поэт или влюбленная женщина могли измерять богатство цветами. Я не принадлежала ни к тем, ни к другим.

Прогуливаясь в задумчивом настроении, я дошла до парка на Мэдисон-сквер. Шарманщик устроился со своей обезьянкой под магнолией, излучающей сияние своими кремовыми цветами, каждый лепесток — кубок солнечного света. Бродячего музыканта окружали дети, няньки и детские коляски с белыми занавесочками, похожие на передвигающиеся свадебные торты. Каждый в парке бродил в компании еще кого-нибудь. Даже шарманщик обзавелся мохнатым другом. Одиночество преследовало меня, невзирая на его веселую мелодию.

Сгорбленная женщина продавала фиалки и нарциссы. В сезон их цветения Фрэнсис каждую неделю приносил мне желтые нарциссы. В двух нарциссах он приносил мне весну.

— Могу я купить только два нарцисса? — спросила я.

— Продаю по три штуки за десять центов. — Ее голос прозвучал как скрежет рашпиля по металлу.

Я опустила монетку в ее сложенную глубоким ковшиком руку, поблагодарила и ушла, наблюдая, как колышутся и трепещут цветы.

Конка с перегруженным верхом, влекомая в направлении центра двумя взмыленными клейдесдальскими тяжеловозами, остановилась на углу. Я поднялась в нее. Цокот тяжелых копыт создавал убаюкивающий ритм, пока мы проезжали Дамскую Милю [8], а затем особняки Пятой авеню. Я сошла на Пятьдесят седьмой улице и пошла пешком к вест-сайдской квартирке Элис Гуви, неподалеку от «Лиги студентов-художников», где она обучалась. Я не видела ее со времени заупокойной службы по Фрэнсису.